Мертвый остров - Николай Свечин

– Еще я этим буду заниматься! И без того продохнуть некогда. Зато у меня в тюремной бане мужики и бабы моются розно, а у Бутакова в торговых – вместе. Что, конечно, способствует разврату…

Неприятно зацепила внимание Алексея и «кобыла» – скамья для порки. Широкая, с толстыми ножками, она стояла на видном месте, у входа в первую казарму. Рядом – бочка с березовыми прутьями, в палец толщиной и в полтора аршина длиной. Штатного палача у Ливина заведено не было, наказывали старосты. Они мелькали в каждой казарме: в жилетках, с напомаженными волосами, похожие на сельских кулаков. Лыков знал, что старосты всегда и майданщики, и первые обиратели тюрьмы. Но в Рыковском, похоже, их влияние было особенно сильным.

На телеграф и метеостанцию решили не заходить. Зато с особой любовью смотритель предъявил гостю каретный сарай и конюшню. У Федора Никифоровича оказалось пять экипажей! На все вкусы. Важные конюхи сновали с озабоченным видом, бесстрашно требовали от смотрителя каких-то редких подковных гвоздей, а тот слушал, записывал и обещал…

Нагулявшись, Алексей зашел к смотрителю попить чаю. Кабинет Ливина был уставлен шкатулками из наплывов[32], очень хорошей работы. На Сахалине вообще любят мастерить из наплывов – сыщик заметил это еще в Александровском посту. Видимо, приморский климат способствует появлению у деревьев этой болезни. Надворный советник похвалил шкатулку и тут же получил ее в подарок. Нагруженный ею, он отправился в казармы. Военные занимали целый квартал в центре селения. Уже хотелось есть, да и Ивана Збайкова тоже следовало пристроить.

Часовой на входе был предупрежден и сразу вызвал дневального. Тот отвел гостя в дом ротного командира. Сыщик нашел там всех: и Таубе с Бисиркиным, и Коврайского с Дуровым, и своего денщика. Как раз собирались ужинать. Ели то же, что и гарнизонные солдаты: щи с мясом и горох, заправленный салом. Купленную в Дербинском кэту убрали на ледник до завтра. Офицеры с Лыковым выпили по лафитничку водки и пошли в баню. Когда вернулись, уже стемнело. Дорога и здешние впечатления утомили путников, и они решили лечь спать.

Ванька Пан стелил хозяину постель, когда тот спросил наудачу, по наитию:

– Скажи, почему «иваны» охотно работают на Оноре?

– Там близко есть такие речки, называются Большой и Малый Лонгари.

– И что?

– А в них золото намывают.

Лыков встрепенулся.

– Какое еще золото?

– Известно какое. Самородное! Я у одного поселенца видал. Оно такими вроде как чешуйками. Грязное, невзрачное… Незнающий человек и не сообразит. То золото требует очистки. Но оно богатое, имеет подходящий выход!

– Значит, на Лонгари есть самородное золото?

– Есть, только надо знать места. Золото много где лежит, но помаленьку. Близ Малого Тымова встречается, но уже россыпное, в виде песку. На речках Бальзе и Монге находят, и по многим ручьям, что впадают в Тымь.

– А как каторжные добывают золото? Это же запрещено!

– Ну и что? Тут, в Рыковском, продажная военная команда. Ротный, знать, пьяница. А всем заправляет фельдфебель. Он и отпускает, за треть. Но не каждого. Шпанка лес валит, а те, кому положено, в это же время золото моют. А им урок идет и пайка! Потом треть солдатам отдают, а две трети себе забирают. Так поставлено.

– Вот это да!

Лыков, как был, в исподнем, пошел к барону. Но тот и не думал раздеваться. Он ходил по комнате и слушал доклад Сергея Ивановича.

– Виктор, я такое узнал!

– Молчи и слушай!

– …Так что, Виктор Рейнгольдович, вот что я сыскал у фельдфебеля в тайнике, – продолжил Бисиркин и выложил на стол увесистый узел. Развязал холстину, и открылись какие-то тусклые железки.

– Что это? Похоже на латунь с патиной…

Лыков немедленно пояснил:

– Это, Виктор, сахалинское золото.

– Золото?

Подполковник взял щепоть, взвесил на ладони, чуть не лизнул.

– Тяжелое! Но отчего столь невзрачное?

– Сделай аффинаж, и станет таким, к какому ты привык.

– Хм! Богатый человек здешний фельдфебель! Неужели торговля спиртом так доходна?

– Виктор Рейнгольдович, – тихо сказал штабс-капитан. – Тарасюк мне сейчас признался. Он продал за это золото одну из ротных лодок.

– Кому?

– Шурке Аспиду. Беглым. И теперь они на этой лодке спускаются по Тыми в Ныйский залив. Как Алексей Николаевич и предполагали.

Таубе с изумлением смотрел на штабс-капитана, словно отказывался верить.

– Тарасюк получил не все золото, – добавил Лыков. – Большую часть беглые везут с собой. И не только для пропитания.

– Для чего же еще? – спросили офицеры.

– Чтобы нанять на это золото японскую шхуну.

Остаток ночи, вместо того чтобы спать, Лыков и Таубе собирались в дорогу. Штабс-капитан очень просился с ними, но батальонер отказал.

– Их там всего пятеро. Нам с Алексеем Николаевичем на один зуб. А у вас, Сергей Иванович, в роте полно дел. Надо порядок наводить!

– Но Шурка Аспид! Он один семерых стоит!

– Видали мы всяких аспидов… Воевать станем в лесу, а это конек Лыкова. Он там взвод настрогает и не поморщится. Да и я кое-что могу. Только выделите нам гребцов и еще проводника.

– Ладно, – насупился Бисиркин, – тогда я придам вам своих «меделян».

– У вас есть меделянские собаки? – удивился подполковник.

– Нет. Это мы здесь так называем отборное отделение. Я учредил его два года назад специально для ловли беглых. Усиленная стрелковая подготовка, выносливость, атлетизм, умение ориентироваться в тайге, знание языка инородцев, следопытство. Получились хорошие бойцы. Каждый в одиночку возьмет хоть медведя, хоть черта лысого. Потому и «меделяны».

– Очень верное решение, – одобрил Таубе. – Нужно будет распространить ваш опыт по другим ротам.

– «Меделян» всего двенадцать человек. Всех я не дам – в лодке не поместятся, да и не надо их так много. Возьмите шестерых. Старший – ефрейтор Передерий. Прошу вас, Виктор Рейнгольдович, к нему присмотреться: хочу двинуть его в унтер-офицеры.

По приказанию штабс-капитана явился Передерий – высокий, ловкий, спокойный. Ему поставили задачу и велели приготовить все для сплава по реке. Неожиданно в погоню стал проситься и Ванька Пан.

– Чего я тут останусь? Нет, уж позвольте мне быть при вас!

– Мы же беглых идем ловить! – напомнил ему Алексей. – Тебе каторга не простит!

– А я сам ловить не буду, а буду за вами ухаживать. Урман[33], тягости всякие… Как вы без меня? Денщик я вам али не денщик?