Бегемот под майонезом - Дарья Донцова

– Пошли, – скомандовал хозяин и открыл дверь, которая вела из прихожей в жилую часть дома.

Мы вошли в круглый холл, тотчас же раздалось сопение, навстречу выбежали две собаки, одна черная, другая белая. Обе со всех лап бросились ко мне.

– Не дрейфь, – успокоил меня хозяин, – они не кусаются. Могут зализать до смерти. Слишком любвеобильные.

– Я не боюсь французских бульдогов, – объяснила я, – у меня двое живут. Можно ваших погладить?

– Валяй, – разрешил Анатолий Германович.

Я присела.

– Ребята, идите сюда!

Радостно сопя, собаки кинулись ко мне в объятия.

– Хватит, – скомандовал Бежин. – Ты к кому пришла?

– К вам, – улыбнулась я, – но уж очень мальчики хороши.

Бежин толкнул дверь.

– Сюда! Садись в кресло, представляться не надо. Татьяна Сергеева. Руководитель одной из особых бригад. Дальше говорить или хватит?

– Добрый вечер, Анатолий Германович, – ответила я, – рада знакомству.

– Я согласился поговорить, поскольку один человечек попросил, – с места в карьер начал владелец уютного особняка, – кое-чем я ему обязан. И это его первая просьба, мне адресованная. Объясни, что ты хочешь. О ком речь пойдет?

Я обстоятельно рассказала об Алексее Николаевиче Буркине и о том, что произошло в его доме.

– Времени много утекло. Все быльем поросло. Никому я уже не наврежу. «Иных уж нет, а те далече»[8]. Да и ты направо-налево болтать не станешь, – произнес дедок, когда моя речь иссякла, – говоришь, у мужика невестка вразнос пошла? Бабенка не сдержалась при постороннем человеке в доме? Скандал устроила? Всех на чистую воду вывести пообещала?

– Ирина несколько раз делала ЭКО, – пояснила я, – процедура связана с приемом разных препаратов. Некоторые из них могут вызвать немотивированную агрессию, бывает такая побочка.

– Если кто-то не может владеть собой, не управляет своими эмоциями, переполнен злобой ко всем и вся, то он или она никогда не признает своей вины в скандале, – высказался собеседник, – обвинит в собственной невоздержанности и словесной распущенности всех вокруг, кроме себя. Кипит в тебе дерьмо? Закрой рот, прикуси язык и перебесись молча.

– На это мало кто способен, – сказала я, – такому поведению долго учатся. И люди, которые освоили науку управления гневом вкупе с прочими негативными эмоциями, или живут в монастырях, или глубоко верующие миряне, или служат там, где служили вы. Хотя этот глагол не стоит употреблять в прошедшем времени, потому что бывших не бывает. Даже совсем пожилого человека могут вызвать.

– Даже совсем пожилого, – повторил Анатолий Германович, – даже совсем пожилой, по твоему мнению, ровесник пирамид майя, выживший из ума старикашка имеет опыт и знания, которых нет у зеленого крепкого молодого огурца.

– Вы применили нестареющий прием информационной войны, – улыбнулась я, – он очень прост, но почти всегда срабатывает: изобрази из себя обиженного, припиши другому слова, которых он не произносил, и через короткое время все поверят, что эти фразы на самом деле прозвучали из моих уст, и станут защищать вас от меня, агрессора. И последнее: про ровесника пирамид, выжившего из ума старикашку сказали вы. Не я. Если человеку вот-вот будет девяносто, то он совсем пожилой. Но мне это не кажется обидным, такова жизнь. Все растут, мужают, стареют. Вопрос лишь в том, каким ты стал с годами. Ну и совсем банальные слова: возраст не в паспорте, есть дряхлые подростки и юноши – люди ста лет.

– Огонь! – усмехнулся Бежин. – Взрыв! Вот сейчас обижусь за то, что меня оскорбила, и выгоню тебя. Что делать станешь?

– Уйду, – спокойно ответила я.

– И не получишь информации, – ухмыльнулся Анатолий.

– От вас, да! – согласилась я. – Но есть и другие люди, которые знают правду. Вас, Анатолий Германович, мы нашли, а их пока нет. Но это дело времени.

– Если ты такая умная, то почему такая толстая? – откровенно схамил хозяин дома.

– Поесть люблю, – призналась я, – от сладкого не могу отказаться. А ум не в той части моего тела, у которой самый большой вес, а в голове.

– Разговор завершен, – гаркнул Анатолий.

Я встала и направилась к двери со словами:

– Хорошо. Поехала назад.

Когда я толкнула дверь в коридор, раздались слова:

– Стой. Возвращайся, я не хотел тебя обидеть.

Я опять уютно устроилась в кресле.

– Знаю. Сдала зачет?

– Догадалась, что я грублю для проверки? – сделал стойку Бежин. – Каким образом дошла до этой мысли?

– Во-первых, у меня были классные учителя, – объяснила я, – во-вторых, вы сначала беседовали вежливо, даже галантно. А потом внезапно вылез злой дурак. Следовало прямо в прихожей включить его. Но моя реакция была бы такой же. Знаю о таких приемах, это проверка на умение владеть собой. Тот, кто мигом не закипает, может забыть про свои эмоции ради достижения цели, навряд ли болтлив. Он не станет распускать язык.

– Ладно, устраивайся. Чаю, кофе хочешь? – улыбнулся хозяин.

– С удовольствием, – кивнула я.

– Конфет нет! – предупредил Бежин.

– Обойдусь бутербродами с черной икрой, – ответила я.

Анатолий встал.

– Тогда пошли в столовую. Там и поговорим. Сначала расскажу одну историю. Это дело давнее. Времена советские. О демократии речи нет. Вызывает меня начальник, начинает ерунду спрашивать по работе. И вдруг говорит:

– Времени шестнадцать часов натикало, ты обедал?

Я удивился. С Константином Игоревичем у меня были хорошие отношения. Но супчик вместе мы не ели. Ответил честно:

– Пока не успел.

Босс к двери пошел.

– Давай на Жданова забежим, бульона с пирожками хлебнем.

Чтобы ты понимала, на улице Жданова тогда работала лучшая, наверное, во всей стране закусочная. Меню состояло из двух пунктов. Бульон мясной и пирожки. В супе на самом деле было много говядины, крепкий он такой был. В выпечке начинки больше, чем теста. Вкуснотень! Понятно, на кухне честный народ работал, домой ничего не уносил. Большинство работников общепита тех лет воровали все, что плохо и хорошо лежит. А на Жданова все было как положено. Почему? Пирожковая находилась в центре, неподалеку от метро «Дзержинская». Сейчас там много станций. А я веду речь о времени, когда была только одна, в честь Феликса Эдмундовича названная. Вот тебе чай.

Я устроилась за небольшим круглым столом, а хозяин продолжал:

– Неподалеку от кафешки стояло здание, в котором уголовный розыск устроился, с другой стороны – большой желтый дом, у него на самом верху этаж без окон, там прогулочная территория для тех, кто сидит во внутренней тюрьме. А дверь в дверь с закусочной располагался отдел борьбы с хищением социалистической собственности, ОБХСС его все называли.