Когда забудешь, позвони - Татьяна Лунина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знал.
Она помолчала, ожидая, пока официант разольет по бокалам вино и отойдет от стола. Потом негромко сказала:
— Очень красивая женщина. — И уточнила: — Ваша жена.
Ответ на реплику прозвучал не сразу.
— Знаете, Оля, пройдя какой-то этап, мы не выпадаем из этой жизни и поэтому иногда сталкиваемся с прошлым. Но это только подтверждает банальный тезис, что все течет, все изменяется. Давайте лучше выпьем за вас! И пусть ваша судьба будет удачной!
Но легкость исчезла, а возникшее напряжение уходить не собиралось. Алка сидела к ним спиной, и было непонятно: заметила или нет. Боковым зрением Борис увидел, как хлыщ, наклонившись к ее уху, что-то сказал, потом поднялся и вышел. Она повернулась. Лучше бы ей этого не делать! Белая напряженная маска с застывшими глазами вызывала снисходительную жалость — ничего больше.
— Борис Андреич, я подожду вас у раздевалки, — спокойно сказала Оля. Рука, державшая бокал за ножку, дрожала.
— Нет, мы выйдем вместе, — невозмутимо ответил он, расплатился с официантом и повел девушку к выходу. Спиной чувствовал пристальный взгляд, но оглядываться не стал.
На улице разыгралась метель. Ветер кололся снежинками, заставлял щуриться, загонял обратно в тепло. Молча они добрели до запорошенной снегом машины. И снова не заметили мужскую тень сзади. Борис вставил ключ зажигания и включил печку.
— Спасибо за вечер, Оленька! Вы не представляете, как мне помогли.
— Неужто все так плохо?
— Скажем так: есть небольшая проблема. Деловая. Завтра надеюсь ее решить. — Он повернул ключ, и «девятка» тронулась с места, не обратив внимания на серый «Москвич» за своей спиной.
Через сорок минут «Жигули» остановились у подъезда новорожденной.
— Борис Андреич, спасибо большое! Это самый роскошный день рождения в моей жизни!
— Ваша жизнь только начинается, Оленька! Будет еще много дней, которые переплюнут сегодняшний, — улыбнулся Борис и открыл дверцу, собираясь выйти.
— Не надо меня провожать, не маленькая! Номер своей квартиры я помню и не забыла, на каком этаже живу. А в подъезде всегда горит свет. Так что волноваться причин нет.
— А вдруг вас украдут? Я не хочу остаться без помощницы, пропаду! — рассмеялся «хозяин».
В подъезде было темно — хоть глаз выколи.
— Ну вот! А вы уверяли, что лампочки небьющиеся, — пошутил Борис, открывая дверь.
— Это правда! У нас никогда не было проблем с освещением и…
Последнее, что услышал Глебов, — страшный женский крик. Видеть он ничего уже не мог — тяжелый удар по голове провалил в черную тьму.
Февраль, 2003 год
— Линочка, как хорошо, что вы пришли! — радовалась Анна Даниловна, впуская гостью на порог. — А у нас неприятности! — шепнула она и приложила палец к губам.
— Мам, кто там?
— Это я! — громко доложилась Ангелина, снимая сапоги. И тихо спросила: — Какие неприятности?
Но Анна Даниловна не ответила, захлопотала вокруг гостьи. И той показалось, что старушка жалеет о сказанном.
— Раздевайтесь, проходите! Сейчас чай поставлю.
— Не беспокойтесь, пожалуйста! У вас и без меня забот хватает.
— Чай пить — не дрова рубить, милая! — рассмеялась хозяйка. — Проходите! Олег у себя, с банками лежит. Вот чаек заварю и освобожу его. Совсем не хочет лечиться, — пожаловалась она. — Все — с боем. Банок боится, горчичники ненавидит. Ну не смешно?
— Я тоже ненавижу! — улыбнулась гостья и вошла в комнату.
На диване, уткнувшись носом в подушку, лежал Олег, одушевленный предмет зависти, обожания и сплетен. Бледный, взлохмаченный, небритый, с горбинками на спине, укутанный пледом.
— Привет! Как дела ?
— Привет! Ленюсь, а лодырю, как известно, всегда нездоровится. Чем порадуешь болезного?
— Гостя, сынок, сперва накорми, а потом вестей спроси! — В комнату вошла Анна Даниловна с подносом в руках. На блюдцах аппетитно розовели-желтели-белели ветчина и сыры, в розетке вишневело варенье, из плетеной корзинки выглядывали тосты. — Мойте руки, Линочка, а я пока сниму банки с этого труса.
Освободившись от стеклянной братии, больной повеселел и принялся пытать гостью о новостях.
— Новостей — две. Как по шаблону: хорошая и плохая. Тебе с какой начать?
— С плюсовой.
— Съемки идут полным ходом. Завтра вылетаем в Крым.
— Отлично! — порадовался Олег. — Значит, история с «Баррель» не оказалась для нас катастрофой. Молодец Миша! — и мечтательно вздохнул. — Крыму сейчас тепло, солнышко! Ялтинский климат полезен для легких. Завидую! А плохая?
— Погиб Женя Ленточкин, водитель. — Иона поведала подробности.
— Это ужасно! У него ведь, кажется, жена беременна?
— В роддоме, девочку родила на днях.
— Бедняги!
Погоревали о парне, посочувствовали его жене. Потом Ангелина рассказала, как прошла сегодняшняя съемка. Но Олег слушал вполуха, был явно чем-то озабочен, и гостья поняла, что засиделась.
— Пойду я, Олег. Дел много, да и ты, похоже, устал.
— Я не устал — озверел в одиночестве. Не уходи!
— С тобой трудно разговаривать, — призналась Ангелина. И улыбнулась, не желая обидеть.
— Скорее, тону в сточной канаве, — мрачно констатировал он.
— Неприятности?
— Как ты относишься к предательству? — внезапно спросил Олег.
— Как всякий нормальный человек, — растерялась она, — с омерзением. А с чего это ты вдруг заговорил об этом?
Греков невесело задумался, внимательно разглядывая шелковую кайму пушистого пледа.
— Фээсбэшник сегодня со мной общался. Перед твоим приходом.
— Господи, им-то что от тебя нужно?!
— Друг у меня был, — пояснил Олег. — Только Левакин, или Левак, как его звали. Ненавидел он эту кличку, с кулаками кидался, когда ее слышал. Отличный парень! Верный, надежный, слово держать умел, не закладывал никого, не лебезил. Способный, на лету все схватывал! Мы с первого класса дружили. Потом он на какие-то высшие курсы поступил. Отец в органах служил — пристроил, наверное. Но мы продолжали общаться. Дружба от профессии не зависит, верно? Анатоль выпустился, женился. Я у него на свадьбе был. Хорошая девчонка, симпатичная, веселая. Сразу после свадьбы они укатили за границу, кажется, в Англию. Там Левак трубил в посольстве. Или торгпредстве, а может, в консульстве — деталей не знаю. Потом как-то случайно я встретил Ксюшку на Арбате. Но она сделала вид, что не заметила меня. Лет десять, если не больше, ничего о нем не слышал. До сегодняшнего дня, точнее, утра. Утром заявился «товарищ» и тщательно меня порасспрашивал: не слышал, не видел, не знал ли я чего об Анатолии Федоровиче Левакине, моем старом приятеле. Что я мог ответить? Естественно, сплошные «нет». Мне он не дал ответа даже на простой вопрос: «Что случилось?» «Наводим справки» — вот чем отделался «серый товарищ». Когда эта служба просто так наводила справки?! — Греков помолчал, отпил «Боржоми» из бутылки. — Потом фээсбэшник посоветовал забыть о нашем разговоре. — Олег усмехнулся. — «Во избежание неприятностей», как он объяснил. И отчалил. Но эти ребята ошибаются, если думают, что только они владеют информацией. Слухом земля полнится! Я снял трубку и сделал звонок, только один. И оказалось, что наш Только — предатель. Никакого секрета! Об этом раструбили западные СМИ: Анатолий Левакин, полковник российской разведки, запросил политического убежища у американцев. Естественно, позолотив им ручку. «Добрый» дядюшка Сэм никогда не отличался бескорыстием. И вот теперь мне не дает покоя мысль: как мог стать предателем мой друг, которого я знал как облупленного, с детства?