Война на Дунае - Андрей Владимирович Булычев

привели в действие заранее выставленные фугасы. Взрывы раскидали спустившуюся с валов турецкую пехоту, но особенно сильный урон от них понесла конница, вынужденная выкатываться из ворот плотным строем.

По мечущемуся неприятелю били выставленные на прямую наводку орудия, гремела частой россыпью выстрелов егерская цепь, и как нож в масло вошли колонны пехоты. Турок охватила паника, и они, бросая оружие, устремились назад.

– Я ведь предупреждал, – оглядывая поле боя, процедил Фарханг. – Ягмыр, Гылыч! – крикнул он, подзывая своих помощников. – Твои люди забирают крепостную казну и главный флаг крепости, – ткнул он пальцем в одного. – А твои подхватывают этого старого дурака и везут с собой. Не хватало еще, чтобы егере захватили его или убили. Берегите пашу, он мне ещё нужен, я самолично буду просить разрешения у визиря отрубить ему голову. И думаю, после такого он мне не откажет, – кивнул он на бегущую сломя голову толпу.

Объятые пламенем деревянные строения рухнули, жар был ещё сильный, но к каменному дому уже можно было подступиться.

– Действуем так, как и условились, – подвёл итог совета с командирами Егоров. – Самые умелые егеря подбираются поближе и закидывают пращой дымовые шашки. Потом под прикрытием дымов в атаку идут штурмовые пятёрки. Пусть у каждого будет по три, по четыре гренады. Все действуют так, как не раз уже отрабатывали на учениях. Пару гренад закинули в окно – и только потом уже внутрь запрыгивают. То же самое и в самом доме. Гренада ушла в проход, сработала, и после этого группа идёт дальше. Отдайте штурмовикам пистоли, им они накоротке нужнее. Все остальные прикрывают штурмовые группы огнём из ружей. Он должен быть такой плотности, чтобы ни один ствол из окна или двери не смел высунуться. Тут всего четырнадцать окон, две двери и чердачные продухи. Вот и получится по семь-восемь стрелков на каждую цель. Сектора мы с вами разметили, расставляйте по ним своих людей. Через четверть часа начинаем.

Развалины конюшен, сараев и других хозяйственных построек ещё чадили дымным пламенем, и под его прикрытием ползли к дому штурмовые пятёрки.

По окнам ударили стрелки. С десяток самых умелых егерей взмахнули ременными пращами, и к дому полетели шипящие и исходившие густым дымом шашки. Поняв, что творится неладное, беслы попробовали было стрелять в этот стелющийся рукотворный туман. Огонь стрелков егерей усилился и отогнал их от окон.

Огнен раздул огонёк и зажёг фитиль на одной гренаде, подпалил его на другой и одну за другой закинул их в ближайшее окно. Внутри здания грохнуло, и он, поднявшись с земли, бросился вперёд. Два товарища подставили спины, и капрал заскочил по ним в окно как по ступенькам. Бам! – выстрелил он в вынырнувшую в проём двери чёрную фигуру. Бам! – разрядил он второй пистоль в поднявшегося с пола посечённого осколками беслы.

– В сторону! Гренада пошла! – крикнул Шилкин Аким и закинул в проход шипящий ручной снаряд. Во всём доме грохотали выстрелы и взрывы гренад.

Огнен выхватил тесак, ещё один пистоль и перебежал из комнаты вовнутрь дома. У входа в большую комнату лежали два окровавленных трупа беслы. Огнен заскочил вовнутрь и увидел два посечённых осколками флага. С высоких, прислонённых к стене древков свисали чёрное и красное полотнища с вышитыми на шёлке серебром и золотом письменами и полумесяцами.

– Есть знамёна! – крикнул Огнен, бросаясь вперёд. Краем глаза он заметил сбоку какое-то движение и, разворачиваясь на ходу, вскинул пистоль. Буквально на доли секунды его опередил лежащий за печкой оглушённый взрывом беслы. Пуля ударила егеря в сердце, и он умер, даже ещё не успев упасть.

– А-а! – в комнату с рёвом ворвались трое волкодавов и пристрелили убийцу.

Прошло несколько минут, в подвале грохнул последний взрыв, ставя окончательную точку на гарнизоне дома, и всё стихло. Из входного проёма потянулись закопчённые, чумазые егеря. Для семерых этот штурм стал последним. Ещё девять человек получили ранения. Внутри дома насчитали сорок два трупа беслы.

– Проверяйте село, Тимофей Захарович, – приказал командиру дозорной роты Егоров, – чтобы никто на чердаках или в сенниках не затаился. И пошли пару десятков людей к мосту, что-то на душе у меня как-то маятно. Пусть оглядятся там у реки, да и засаду усилят.

– Ваше высокоблагородие, Огнен… – поправляя в ряду перед домом тело, доложился Лужин. – В сердце ему. Сразу умер, не мучился, – скорбно вымолвил он, снимая каску. – Не дожил ты, братка, до свободы Сербии. Вот ведь где довелось упокоиться.

Стоящие кружком егеря стянули с себя головные уборы, а из дома вышел с флагами в руках Шилкин Аким.

– Оба они тут, ваше высокоблагородие, – доложился егерь. – Пробитые только сильно, а красный немного в опалине.

– Кидай здесь, на землю, в ногах у ребят, – кивнул полковник и присел возле тела серба.

Глава 12. Я обещаю, Курт!

Вдали гремел бой. Лежащие возле моста егеря прислушивались к звукам стрельбы и глухим взрывам.

– До близкого, похоже, дошло, – пробасил Савва, – вона как там гренады часто бахают.

– Да, похоже, наши опять на штурм бросились, – кивнул, соглашаясь с другом, Афанасьев. – Пару часов дымило там знатно, а потом всё, и не видать более дыма, пропал. Видать, жгли ребята чегой-то, ну и сгорело там всё. Может, зря мы тут так стелемся, а, Курт Оттович? – обратился он к лежащему рядом подпоручику. – Обеденное время уже подходит, а этих всё нет и нет. А там ведь вона как наши бьются. Может, им подмога в селе нужна?

– Лежать и ждать! – мотнул головой немец. – Есть приказ, и мы все его выполнять. Мы есть засада, и уйти без приказ от господин полковник никто не иметь право!

– Да это-то всё понятно, – вздохнул Василий, – только ведь тяжело вот так, словно бы бревно на берегу валяться, когда твои друзья насмерть вдали бьются.

– А я верю командиру, у него чуйка знатная, – произнёс Леонтьев, – никогда она его не подводила. И сейчас не подведёт. Однако зябко, конечно, вот так, как сейчас, полдня да на сыром лежать, – и поправил под собой кусок полога. – Да и для пороха такое тоже нехорошо, второй раз уже его засыпку в замке меняю.

– У всех такое дело, – проворчал Велько. – Я как бы свой ни укутывал, он всё одно сыреет, – и, подняв промасленную холстину с замка длинноствольного штуцера, принюхался.

– Ты прямо как собака, Вучевич, – подколол подпрапорщика Михаил. – У деда пёс был, Дымком его звали. Ну, он серый такой весь, прямо как дымок из трубы, когда печь растапливаешь. Так вот так же, как и ты сейчас, Велько, вечно