Жестокие игры - Джоди Пиколт

Она неоднократно в течение дня задавалась вопросом, куда он дел бюстгальтер, который она потеряла после урока истории. Он совершенно случайно выпал из вороха ее одежды… или, может быть, как казалось уже сейчас Кэтрин, это вмешалась сама судьба. Она заметила отсутствие бюстгальтера и вернулась на поле, чтобы подобрать его, и как раз в это время тренер поднял его и положил в карман. Она почему-то отвернулась и не стала требовать свою вещь назад. Может быть, он спит, сунув его под подушку. Может быть, тонкий шелк струится сквозь его пальцы, а он представляет, что это ее кожа.

Вчера Кэтрин в школу не ходила. Отец не разрешил. Может, оно и к лучшему, поскольку она не знала, что сказать Джеку. До нее дошли слухи, что его в наручниках бросили за решетку, как настоящего преступника. Если бы Кэтрин была там, она бы упала на колени и целовала каждый участочек его запястья, которого касался холодный металл. Она бы молила, чтобы наручники надели на нее. Она бы на все пошла, чтобы доказать, как сильно она его любит. На все.

Джек так близко наклонился к Мелтону Сприггу, что смог разглядеть узор на галстуке-бабочке, который надел адвокат.

— Я этого не делал, — сквозь зубы процедил он. — Неужели мои слова ничего не значат?

— Я просто говорю, что в наше время существует много способов заставить присяжного понять, почему мужчина… взрослый мужчина… заинтересовался девушкой намного моложе его.

— Отлично! Можете использовать эту линию защиты для того, кто действительно виновен.

Джек опустился на стул, полностью разбитый. Сегодня лучший друг предъявил ему обвинение в сексуальном домогательстве. Обвинение было предъявлено официально. Его банковский счет уменьшился на пять тысяч долларов — сумму залога.

На запястьях остались следы от наручников, в которых его ввели в зал суда.

— Мы будем бороться или нет? Так, по-вашему, выглядит система правосудия? Выслушиваются обе стороны. Но кто станет слушать, что говорит пятнадцатилетняя девочка?

Мелтон кивнул и улыбнулся, стараясь ободрить клиента. И не стал ему говорить то, что думал на самом деле: все обязательно поверят тому, что говорит Кэтрин Марш, просто потому, что ей всего пятнадцать.

— Начну без экивоков, — заявил Херб Тейер. — Все чертовски странно!

Наконец-то кто-то был с ним согласен.

— Ты мне говоришь! — воскликнул Джек. — Вчера мне пришлось явиться в участок, чтобы Джей Кавано зачитал мои права. Господи боже, еще в субботу мы играли с ним в теннис, а сейчас он заводит на меня дело. — Едва начав говорить, Джек почувствовал, что его прорвало. — Херб, для меня это словно гром среди ясного неба. Понятия не имею, о чем думает эта девчонка!

— Что у вас близкие отношения, — заявил Херб.

— Но ты же… ты же не веришь ее словам, не веришь?

— Боже, Джек, нет, конечно же! Я просто говорю, что понимаю, как… остальные… могут прийти к другому выводу.

Джек вскочил и начал расхаживать по кабинету. На полке за его спиной стояли трофеи за победу в окружном чемпионате по женскому футболу. Каждый — результат тесных взаимоотношений, которые Херб сейчас ставит под сомнение.

— Я никогда и пальцем ее не трогал.

Херб взглянул в окно, где несколько учениц ели свой завтрак.

— Знаешь, — негромко произнес он, — ты лучший учитель школы. Ты можешь заинтересовать девочек, как никто другой.

Джек почувствовал, как начинает закипать кровь: он неожиданно осознал, что одним увольнением дело не ограничится.

Директор взял ручку и постучал ею по крышке письменного стола.

— Послушай, Джек, я тебе верю. Но родители хотят знать, почему школа принимает на работу учителей с сомнительной репутацией. И Эллидор Марш дышит мне в спину…

— Эллидор Марш гребаный фундаменталист, который не имеет права быть священником в частной гимназии!

— Он еще и отец, который полагает, что его пятнадцатилетняя дочь занималась сексом с человеком вдвое старше ее, которому пристало быть умнее.

Обвинение черным облаком повисло между ними.

— Это бездоказательно! — заявил Джек, и у этих слов был странный привкус.

Херб старательно отводил взгляд.

— Попытайся поставить себя на мое место, Джек. Репутация школы пострадает, если здесь будет работать учитель, которого обвиняют в сексуальном домогательстве. — Он обошел стол. — Если я как-то еще могу помочь…

— Не нужно делать мне одолжений! — отрезал Джек и вышел, не дослушав Херба.

Анна-Лиза Сент-Брайд на самом деле была знакома с Брук Астор. В спальне у нее лежала настоящая шкура тигра, которого муж застрелил на сафари. У нее была квартира на Верхнем Ист-Сайде, которая попадала на страницы «Архитектурного дайджеста» чаще, чем модные квартиры на Грейси-сквер. Но самое удивительное в Анне-Лизе было не это. Интереснее было то, что она жила вместе с бывшей любовницей своего мужа, ставшей теперь ее лучшей подругой. Или то, что среди проституток у нее было столько же знакомых, сколько и среди дебютанток высшего света. Она была хорошо известна своей десятилетней «священной войной» против насилия над женщинами. В самых неблагополучных районах Нью-Йорка благодаря кошельку и железной воле Анны-Лизы было организовано двадцать кризисных центров, где помогали жертвам насилия.

Поэтому когда Джек на пороге своего дома увидел мать, то замер, мягко говоря, словно громом пораженный.

Ее решимость приехать поддержать сына — еще не зная всех подробностей — тронула Джека до глубины души. При одном взгляде на мать он почувствовал, как стена, которую он возвел вокруг себя, начинает рушиться. Он нагнулся поцеловать ее в щеку, но она отпрянула.

— Джек, я не в гости. Я приехала, чтобы сказать то, что считаю нужным, лично. — Анна-Лиза серьезно взглянула на сына. — Ты знаешь, скольких изнасилованных женщин я видела?

Джек попытался вдохнуть, но не смог. Мало того что его коллеги, его ученики, его адвокат верят этому нелепому обвинению! Теперь еще и его мать.

— Ты… ты же не веришь, что я виновен? — прошептал он.

Анна-Лиза удивленно вздернула бровь.

— Зачем женщине врать о таком?

Неожиданно Джек вспомнил, как в детстве мать водила его в зоопарк в Централ-парк. Он надолго задержался в темном домике с летучими мышами, наблюдая, как они складываются, словно крошечные зонтики. Когда он обернулся, мамы рядом не было. За себя он не боялся, хотя ему было всего семь. Он испугался за маму, которая наверняка сбилась с ног, пытаясь его найти. Но мама стояла у домика и разговаривала с какой-то знакомой. Джек прижался к ее ноге, как банный лист. «Ой! — весело воскликнула она, похоже, даже не заметив его отсутствия. — Мы тут уже все посмотрели?»

Джек с трудом сглотнул.

— Ты должна мне верить, я твой сын.

— У меня больше нет сына! — заявила Анна-Лиза.