Крестоносцы 1410 - Юзеф Игнаций Крашевский

лагерь крестоносцев. На стороне, господствуя над другими, поднимался шатёр великого магистра, над которым развивалась хоругвь с его двойным крестом; на других – гербы немецких князей, баронов и дворянства, которые прибыли в помощь Ордену. Немного подальше возы с пушками лежали, как страшный вал, пастями обращённые к границе.

Над рекой были видны наскоро укреплённые расщеплёнными сваями берега, которые светились белым рдением. Тут ходила стража, как на зубцах замковых стен.

В шатре магистра Ульриха в утреннее время он находился вместе с казначеем. В рыцарском лице магистра, несмотря на то, что его ещё ничего обеспокоить и сломить не могло, рисовалось нетерпение, гнев и раздражение. Он ходил большими шагами, думая. Казначей стоял, всматриваясь в него.

– Пугают нас той мощью напрасно, – воскликнул Ульрих, – я знаю её, не страшусь её. Хотят запугать меня численностью: она только панику, замешательство и жертвы увеличивает. Кости брошены.

– Да, и играть нужно ими, – добавил казначей.

Он подошёл к магистру.

– Вчера вернулся наш от Сарновского, он дал нам торжественное слово, что чехи биться не будут. Мы хотели склонить их, чтобы оружие на Ягайлу обратили в решительную минуту, но на это они не согласились. Достаточно, что меча из ножен не вынут.

– Вы уверены в Сарновском? – спросил магистр.

– Деньги он взял, – усмехнулся казначей, – и если бы предать нас хотел, торговался бы о нападении на поляков, а ведь его не обещал. Следовательно, я заключаю, то, что обещал, он выполнит.

Тут казначей ещё ближе приступил к уху великого магистра.

– Татары разбегутся, – произнёс он, моргая глазами. Все вожди их куплены, более десяти Витольд приказал повесить: легко нам удалось их получить. В Витольдовом войске мы имеем своих полно, которые первые тыл покажут и других за собой потянут.

– Из этой несколькодесятитысячной толпы ноги на поле битвы не останется. Люди для поднятия паники подобраны наиболее приспособленные, дадут сигнал; наше левое крыло в погоню только поехав, с тыла к королю приступит, и, с двух сторон окружённый, король напрасно погибнет!

Казначей потёр руки.

– Не рассчитываю ни на короля Сигизмунда, ни на венгерские обещания, но на это мы что-то сами золотом нашим изготовили. Это более надёжно. Недостаточно этого, – кончил казначей, усмехаясь, – в лагере короля, в его шатрах, вокруг его особы мы имеем наших людей, оруженосцев, службу, иностранцев, купленных и уговорённых; мы имеем их рядом с Витольдом, имеем у князей Мазовецких. Кто же знает, – прибавил он, – если для сохранения Ордена будет необходимо дать что в напитке… и на то руки найдутся. Войско без вождя, муж без головы – есть труп.

Великий магистр вздрогнул, однако ничего не ответил.

– Я верю в наше мужество и в реликвии святых.

– И я тоже, – докинул нетерпеливо казначей, – но это не мешает мне работать и хлопотать.

Он пожал слёгка плечами. Разговор прервался, когда комтуры и должностные лица Ордена начинали сходиться.

Шатёр, вокруг которого стоящая стража никого чужого не впускала, всё больше наполнялся прибывающими на совет монахами. Все комтуры, командующие отрядами, присутствовали.

Ульрих открыл совет.

– Послы короля Сигизмунда склоняют нас к миру, – сказал он, – пугают нас силой Ягайлы, чрезмерно раскрашивая это войско, сложенное из непослушных людей. Правда, что эта толпа заполняет великое пространство, но мы же не знаем их вооружения и силы.

Вдруг Лихтенштейн, великий комтур, прервал:

– Мы везём с собой иерусалимские реликвии, – сказал он, – они за сто тысяч людей сойдут, с ними мы непобедимы. Разбежится эта толпа и падёт, а нашим будет старанием, чтобы их ноги не унесли домой, чтобы некому было отнести вести о поражении! Достаточно этих переговоров о мире!

– Достаточно! – воскликнул Швелборн.

– Народ дикий, варварский, не знает искусства битвы, – сказал комтур Глуховский, – что тут численность значит? Наши пушки, наши реликвии, наше оружие, друзья… искусство войны: всё нам такое превосходство даёт над ними, что если бы наших сто с тысячью сражались, страха иметь не годится. Это было бы усомниться в Боге, в себе и во всём, что за нами стоит, и кто господствует в мире! В папе и императоре… Война!

– Война! – повторили все комтуры, почти единогласно.

Двое старцев в стороне стояли молча: были это комтуры фон Венде Гневский и Хацвельд Нешавский. Магистр посмотрел на них.

– А ваш голос? – спросил он.

– Что значат два голоса! – ответил фон Венде. – Предпочитаю молчать.

Иные обратились к нему, особенно Швелборн, с гневом и нетерпением.

– Значит, вы держитесь иначе?

– Да, – изрёк Венде, – я советую мир, ибо чувствую погибель.

Поднялся крик возмущения. Венде отсупил, держа руку на груди. Магистр грозно взглянул. Шум и спор, может быть, немедленно бы возникли, если бы входящий монах не объявил, что венгерские послы срочно требуют аудиенции и окончательного ответа, дольше его ждать не в состоянии.

– Стоят перед шатром.

– Впустить их, – воскликнул магистр.

Комтуры, поглядев друг на друга, расступились, Венде и Хацвельд встали в стороне.

Вошли Тара и Шибор из Шиборжич, который хоть проживал в Венгрии, как имя его обозначало, был польского происхождения. Великий магистр торжественно в том окружении всего совета принял послов Сигизмунда.

– Мы за ответом пришли, – отозвался Тара, – и дали бы благоприятный совет для нас и для всех. Склоните сердца ваши к миру.

Великий магистр, не говоря слова, указал на орденского маршала, который выступил вперёд.

– Мы согласились бы на мир, – сказал он, – если бы его от нас требовали заранее, если бы Ягайло не на границе стоял с войсками, трубуя его от нас. Как же говорить сегодня о мире, если война уже начата, часть наших краёв разграблена, зарева, руины и кровь о том свидетельствуют. Никогда ни один из господствующих не смел покушаться на Орден с такими силами, с таким упорством, а вы требуете, чтобы мы, обиженные, приняли мир, какой нам навязывают? Мы примем мир, но сначала мы отомстим оружием за ограбления, убийства и вред. Взаимных наших споров и конфликтов никто не может разрешить, ни напрасные слова, ни хотя бы императорский авторитет, только оружие и война. Опустошены наши земли: пусть кровью за это заплатят.

Тара слушал эти слова, в поспешности и горячке сказанные, с видимой болью и грустью.

– Судьбы войны – неопределённые, – сказал он. – Кривды, понесённые с обеих сторон, сдайте посредникам, примите посредничество короля Римского, попробуйте иные средства, прежде чем обратитесь к оружию.

Шум и голоса, отовсюду раздавшиеся, не дали говорить послу, который умолк.

Недалеко стоял молчащий Венде.

Посмотрев на него, Тара произнёс:

– Все, следовательно, и вы, пылаете той жаждой боя и мести?

– Я – нет, – ответил комтур Гневский спокойно. – Я старый, помню