Темные вершины - Алексей Винокуров

Чубакка был убедителен, как может быть убедителен только по-настоящему рыжий человек. Он говорил о власти, о силе, о пьянящем ощущении всемогущества, которое даст ему должность базилевса. Нет, возражать не нужно, все прекрасно понимают, что Буш – интеллигентный человек и его не волнует вся эта суета сует и томление духа. Однако не так ли, даже не попробовав вина, отказываются от него любители здорового образа жизни, а скопцы – уж простите за откровенность – отказываются от женщин? Но давайте спросим себя: разве он, Буш, – скопец? Разве он не в силах оценить вкус хорошего вина и красивую женщину? И давайте учитывать, что женщин и вина может быть много, а ответственности – никакой. У базилевса, и это установлено наукой, не бывает похмелья, а вчерашняя женщина не придет к нему с претензиями, а даже если и придет ее… гм… вежливо отправят назад к… ну сами решайте, куда именно. И это только самое простое, явное, то, что лежит на поверхности. А сколько есть удовольствий помимо этого, знает ли об этом наследник? Нет, не знает. И не может знать, пока не попробует. Но, впрочем, как уже говорилось, он ведь интеллигентный человек, ему все это неинтересно. Что такое неограниченная власть с интеллигентской точки зрения? Всего лишь неограниченный соблазн. А если посмотреть на дело непредвзято, если посмотреть шире? Неограниченная власть в первую очередь – неограниченные возможности. Это шанс творить добро, высочайший, творить добро и остаться не только в истории – в ней все остается, всякая шелупонь, – но и в памяти благодарных потомков. Это прямая возможность наградить всех друзей и покарать наконец-то всех врагов, а у кого их нет, скажите, у кого их нет? Однако, кажется, у вас вспыхнули глаза, о базилевс…

– Не называйте меня базилевсом, – глухо произнес Буш, – я не дал еще своего согласия.

Конечно, не дал, но глаза-то вспыхнули. И правильно вспыхнули, и верно, потому что карать врагов необходимо. Ведь если за зло платить добром, то чем же, высочайший, платить за добро? За зло надо платить справедливостью. И если не покарать врагов сегодня, то завтра от них пострадают еще многие ни в чем не повинные люди.

– Что значит – покарать? – глухо спросил Буш, не поднимая глаз от пола, где взгляд его, казалось, уже прожег дыру – черную, обугленную. – Как именно покарать?

– Как угодно. Зуб за зуб или за зуб – целую челюсть. – Чубакка ангельски улыбался, рыжие волосы сияли нимбом. – А будучи базилевсом, всему роду людскому можно челюсть выбить, в конце концов, а не отдельному человеку – да истребится дурное семя!

Буш хмуро молчал некоторое время… А если он не хочет выбивать челюсти, что тогда?

Да нет же, он хочет, Максим Максимыч, хочет, и это сразу видно. Тому, кто не хочет, никогда и не предложат стать базилевсом, это технически невозможно, говорили же ему про древнюю науку отбора, которая не дает сбоев…

Триумвиры, все трое, пытливо смотрели на Буша, и Буш вспоминал тюремный карцер, и свои муки, и готовность отказаться от всего – и от веры, и от доброты, и от мужества.

А Чубакка продолжал соблазнять речами вкрадчивыми, льстивыми, рыжими, говорил и кивал головой, словно слышал самые потаенные мысли Буша. Ведь что такое власть, если приглядеться как следует? Власть, потентат, – это та же женщина. Сильный мужчина не разменивается на предварительные ласки, он берет ее сразу, с ходу, берет силой. И в этом особый восторг, особое превосходство, которое хочется показать всему миру. И у него, потентата, будет такая возможность, и более того, он восторжествует не только над страной, но и над целым светом.

– И для этого мне придется стать злодеем? – проговорил Буш медленно.

Чубакка только руками развел изумленно.

– Да при чем же тут злодей? Злодеи – это те, кто против вас. И они понесут заслуженное наказание. А не хотите – не понесут. Будьте кем хотите, делайте что хотите… Возможно, это единственный, небывалый шанс послужить людям именно на этом посту – высочайшем в нашей стране, а то и, чем черт не шутит, во всем мире.

– Людям послужить или вам? – остро спросил Буш.

Триумвиры молчали, отражались в лакированных дверцах гробов с файлами, только Чубакка улыбался как-то криво…

– Людям, – наконец твердо сказал Хабанера.

– И вы развяжете мне руки? Позволите делать, что я хочу? Проводить любые реформы?

Они опять молчали. На этот раз заговорил уже Мышастый.

– Мы позволим, – сказал он. – Позволим все, что не будет мешать нашему служению.

– А что за служение у вас?

Он думал, что ответом снова будет молчание, но Мышастый ответил на удивление быстро.

Служение триумвиров – дело тайное, несказуемое. Если говорить совсем просто, то они сохраняют государство, не дают ему обрушиться в пропасть. А Буш теперь должен им в этом помогать… Они знают, потентат не тщеславен, но все-таки их долг сказать ему всю правду. Если все удастся, Максим Максимович Буш останется в истории как величайший правитель, больше того – величайший благодетель всего человечества.

Мышастый умолк, воцарилась долгая пауза. Секунды не тикали, как обычно, а тянулись длинно, тягостно, будто капли из неплотно закрытого крана… Буш медленно обвел взглядом триумвират. Они сидели перед ним, словно каменные, не двигались, ждали.

– Не очень-то я вам верю, – выговорил он наконец.

Все трое, казалось, вздохнули с облегчением, Чубакка даже головой кивнул.

– Это нормально, – сказал. – Люди вообще не верят друг другу. Люди судят по себе и опираются на свой опыт. Их часто обманывали, еще чаще обманывают они. Почему обманывают, спросите вы? Очень просто – из соображений выгоды, от скуки, по привычке. А еще потому, что обман заложен в природе человека.

– Кем заложен?

– Да вы знаете кем. Обычно его зовут врагом, отцом лжи, обезьяной бога, хотя, уверяю вас, он далеко не обезьяна.

– Вы что, знакомы? – перебил его Буш.

– Не так чтобы очень близко, – неожиданно заулыбался Чубакка. – Впрочем, сейчас не об этом. Ложь, как уже говорилось, заложена в нашей природе. Чувство лжи прививается человеку с ранних лет. У многих оно развивается в тягостную, непобедимую болезнь. Кое-кто успешно противостоит ей. Но никто не свободен, никто не может отойти от нее окончательно. Ведь ложь растворена в воздухе. Вдохнул – заразился. Услышал – занемог. Сказал слово – солгал.

– Тогда почему же до сих пор мир стоит, почему в нем что-то еще делается? Потому что лжи противостоит правда?

– Не правда – надежда. Человек уверен, что его обманут, но где-то глубоко, в самом дальнем углу сердца он надеется, что все-таки, возможно, в этот раз что-нибудь да выйдет. И, знаете, иногда выходит. Вот потому мир еще существует.

– И на этом основании вы предлагаете мне поверить вам?

– Не поверить. Всего лишь не терять надежды…

Буш вздохнул. Не то чтобы ему хотелось довериться триумвирату, но выбора-то все равно не было. В конце концов, в сердце у него скопилось достаточно тьмы и обиды на людей, чтобы взяться этими самыми людьми повелевать… Он пытался, хоть и без особой надежды, услышать голос сердца. Но сердце молчало. Молчали также легкие, печень и желудок. Справедливости ради, что-то невнятно бурчало в кишечнике, но оттуда он разумного совета как раз не ждал, да и кто бы ждал на его месте? Что ж, сказал он сам себе, раз уж так вынесла судьба… Видит Бог, он не хотел, и все в таком роде…