Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации - Ольга Андреева-Карлайл

С каждым днем немцы боялись океана всё больше и больше. В 1943 году они уже не играли в волейбол на пляже и не купались. Энтузиазм первых летних сезонов испарился без следа. Они методично строили бетонные оборонительные сооружения вдоль всей береговой линии. Пляжи стали напоминать декорации, в которых вот-вот должна была разгореться невиданного масштаба битва.

В нашей деревне немцы больше не жили, хотя и продолжали удерживать за собой дома, которые они занимали раньше. Здания были заброшены и пусты – все содержимое было вывезено – а двери и окна болтались, открытые всем ветрам. Теперь немцы разместились в безопасности, на батареях, построенных вдоль берега, где были установки противовоздушной обороны, огромные пушки и пулеметные гнезда под маскировочной сеткой, окруженные заграждениями из колючей проволоки и минными полями. Грузовики ездили мимо нашего дома и днем и ночью. Огромные бетономешалки с завидной регулярностью проезжали по Портовой улице, а некоторые участки пляжа теперь было запрещено посещать гражданским. В конце Большого пляжа виднелось металлическое сооружение, предназначенное для добывания гравия во время отлива. Бетономешалки не простаивали.

Нам все так же нравился Эдгар По, но теперь нашими любимыми книгами стали “Робинзон Крузо” Даниэля Дефо и “Таинственный остров” Жюля Верна. Это были истории выживания на необитаемых островах – там говорилось о нас. В нашей повседневной жизни мы переживали ту же неуверенность в будущем, как и герои этих книг, то же чувство товарищества, то же особенное ощущение, которое дает жизнь на островах и которым я наслаждалась, сидя на конце мола. Ла-Рошель казалась расплывчатой переливающейся картинкой и ничем не напоминала пороховой погреб, который может в любой момент взорваться под бомбами союзников.

Теперь море нас кормило. Отец часто ходил на рыбалку вместе с полковником Мерлем. Они приносили жирную серебристую кефаль, бабушка готовила ее по-провансальски, с морковкой и лавровым листом. Иногда они приносили скатов, чьи головы, длинные хвосты и мясистые плавники напоминали акульи, и казалось, что они вышли прямо из романа “Двадцать тысяч лье под водой”.

Можно было добыть и дельфинов – и это только больше напоминало романы Жюля Верна. Немцы использовали беззащитных животных в качестве движущихся мишеней для тренировок в стрельбе. Время от времени туши только что убитых дельфинов выбрасывало на пляж, где они лежали, истекая кровью. Даже олеронцы, люди суровые, считали неоправданной жестокостью убивать этих дружелюбных веселых созданий, о которых ходили легенды, что они спасают моряков, потерпевших крушение. Полковник Мерль рассказывал, что в детстве ел мясо дельфинов, и мы, вдохновившись этим и победив брезгливость, нашли, что мясо дельфина, если его как следует приготовить, напоминает стейк.

Из подкожного жира дельфинов получалось жидкое прозрачное масло. Жир резали на маленькие кусочки и долго вытапливали на медленном огне. Эта операция наполняла дом вонью, столь красноречиво описанной в романе Мелвилла “Моби Дик”. Но с этими неудобствами приходилось мириться – немцы часто отключали электричество, и вытопленный дельфиний жир жгли в маленьких кувшинчиках с самодельными фитилями, напоминавших светильники первых христиан в катакомбах. Света хватало только-только, чтобы читать. К вящей забаве Жюльена, бабушка придумала делать отличный крем для рук из дельфиньего жира, добавив к нему дикую мяту, ромашку и еще другие ингредиенты, которые она держала в секрете. Эти колдовские рецепты казались ему восхитительно варварскими.

Поломавшись для вида, гурман Жюльен в конце концов все-таки пришел попробовать приготовленные Чернушками кальмары с гарниром из помидоров с собственного огорода, приправленные чесноком и щепоткой шафрана, подаренного бабушке на Пасху Верой Калита. Привередливость Жюльена была вызвана тем, что кальмаров мы собирали на песке, куда их только что выбросило море, так как головы у них откусили рыбы, гонявшиеся за ними около берега. Жюльен обожал ту изобретательность и фантазию, которые мой отец проявлял в повседневной борьбе за выживание. Его собственных познаний и навыков не хватало для того, чтобы разделать тушу дельфина прямо на песке, однако Жюльен был бесстрашен. Например, ему часто доводилось возвращаться в Шере на велосипеде уже после наступления комендантского часа, уворачиваясь в темноте от немецких патрулей. Его мать была в ужасе, но ничто не могло заставить его прислушаться к голосу разума.

Тетя Наташа любила море не меньше, чем отец. Она могла долго плавать далеко от берега. Сильная, но грациозная, на пляже она выглядела морской богиней. Когда она решила уехать из дома Ардебер, чтобы Андрей мог учиться в лицее на материке, у меня сердце разрывалось – в нашем романтическом существовании потерпевших кораблекрушение без нее было не обойтись. Мне будет ее не хватать даже больше, чем Андрея. После приезда Поля в наших отношениях с двоюродным братом что-то сломалось и так и не наладилось.

Решение было принято летом 1943 года: тетя поселится в Ниоре, маленьком городке недалеко от Олерона, но в стороне от Атлантического вала. Между Парижем и Ниором было прямое сообщение, и дядя Даниил мог регулярно навещать семью. А лицей в Ниоре имел прекрасную репутацию.

В начале лета 1943 года, в возрасте тринадцати лет, Андрей, Поль и я получили свидетельства об окончании муниципальной начальной школы. Возможности продолжить учебу на острове не было. Поль должен был отправиться в интернат при лицее в Ла-Рошели. Какое-то время предполагалось, что я поеду с Наташей в Ниор, но мама отказалась меня отпускать. Дома мне будут преподавать историю и английский язык. Считалось, что книги научат меня остальному, а математику и латынь отложили до лучших времен.

Бабушка пыталась уговорить кюре Сен-Дени давать мне уроки латыни. Сначала он согласился, но потом передумал. Мне было тринадцать лет – больше, чем предписывал “канонический возраст”: я не могла с ним встречаться без сопровождения кого-то из взрослых дам. Рассказ моей неугомонной бабушки – этой “невероятной мадам Чернов” – о том, как она пришла к кюре и обсуждала с ним, что представляет собой “канонический возраст”, стал одной из любимейших историй мадам Лютен. Решимость бабушки переспорить кюре, хорошо известного на острове своим упрямством, доставила матери Жюльена массу удовольствия.

Обряд крещения Поля Риттони в католичество состоялся незадолго до отъезда Наташи с мальчиками в Ниор. В Сен-Дени это было важное событие. Выяснилось, что Поля, сына матери-социалистки, в детстве не крестили. Он прослушал курс догматов христианской веры у нашего краснолицего кюре и теперь был готов принять таинство. Крестным отцом мог быть, конечно, только полковник Буррад, а мадемуазель Шарль согласилась стать крестной матерью.

Продемонстрировать всем, что семья Буррад – близкие для нее люди, было для Клары настоящим триумфом. Я была довольна. Если она подружилась с Буррадами, то теперь отстанет от нас. Они могли бы придать ей гораздо больше веса в глазах окружающих, чем даже моя бабушка. Они много участвовали в петеновской благотворительности, а их дочери руководили католическим молодежным клубом, где молодые крестьяне под эгидой церкви занимались спортом и играли в любительском театре.