Осады и штурмы Северной войны 1700–1721 гг - Борис Мегорский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Случалось, что осаждающие производили лишние и ненужные работы. Шереметев из-под Дерпта сообщал Меншикову, что построенные с начала осады батареи оказались бесполезными – на выбранном участке брешь было не пробить, т. к. стена в этом месте была укреплена земляной насыпью (об этом сообщил перебежчик лейтенант Розелиус). 21 июня 1704 г. фельдмаршал со своими подчиненными старшими офицерами и инженерами устроил совет о выборе другого места для бреши, но сомневался, что лучшее место найдется. Единственный альтернативный вариант – штурм через реку – представлялся командующему трудным[328]. Тем не менее этот второй путь и был выбран царем. Приехав в осадный лагерь под Дерптом и осмотрев вырытые траншеи, Петр писал Меншикову: «Двои апроши с батареями принужден бросить, за их неудобством, третью переделать и, просто сказать, кроме заречной батареи и Балковых шанец, которые недавно перед приездом нашим начаты, все негодно и в туне людей мучили» [329]. Болотистая почва вокруг города затрудняла строительство траншей. Царь увидел, что старые апроши велись там, где почва более сухая, а не там, где выгоднее атаковать крепость («не в том месте, где фортеция слабее, но где всех мест крепчае, ведены были только для того, что сухое место»[330]). Исправляя положение, Петр перенес работы и сообщал своим соратникам, что Дерпт «великим болотом окружен, где наши солдаты принуждены как в апрошах, так и при сем случае [при штурме. – Б. М.] по пояс и выше в воде брести» [331]. Под Нарвой в 1704 г. осаждавший произвел много работ, без которых, по мнению Ласковского, можно было обойтись: «К чему например, такое распространение фальшивой атаки и соединение ее с главною ходами сообщения? Производство таких огромных работ, при неблагоприятном грунте и в близком расстоянии от крепостных фронтов, конечно не обошлось без значительных потерь» [332].
Постепенно противники в траншеях приближались друг к другу настолько близко, «что можно друг ко другу бросать камнями», как сообщал Я. В. Брюс П. С. Салтыкову из-под Полтавы 18 июня 1709 г. [333]. И камнями действительно бросались: «В мою траншею, кроме того, были запущены три гранаты, а также камни и поленья. Находясь вблизи от неприятеля, я швырял камни в них, они в меня», – записал о полтавской осаде швед Роберт Петре[334]. Тот же мемуарист записал, как однажды Карл XII посещал траншеи, и осажденные попали в него дохлой кошкой. С одной стороны, это было малоприятное и обидное оскорбление, но осажденные таким образом решали и утилитарную задачу – избавить запертую крепость от потенциального источника заразы.
Несмотря на напряженную обстановку в траншеях, противники на близко расположенных друг от друга постах могли обмениваться репликами; о таком случае упоминает «Обстоятельная реляция о взятии града Выборха»: «Неприятельские часовые караульные спрашивали у наших часовых, которые стояли в ближних шанцах, чтобы сказали про тот флот, что их ли шведской или российской на что наши часовые ответствовали им, что наши, а не их (и оттого неприятели пришли в канфузию)»[335].
Близость апрошей позволяла дезертирам проще уходить на сторону противника. «Выходцы» из осажденных шведских крепостей часто перебегали в русские апроши. Однако в 1700 г. в Нарву к шведам дезертировал офицер из русского осадного лагеря: «Ноября в 10 день капитан от его царского величества гвардии, и первой бомбардирской роты именем Яган Гумерт, которой у его царского величества зело в близости был, безвестно пропал: о котором чаяли, что либо утонул, либо в полон взят. Но он воровски к неприятелю ушел, и им о всем состоянии войска нашего и о намерениях его царского величества объявил» [336].
Защитникам крепости имело смысл активно обстреливать осаждающих артиллерией, пока те не соорудили свои батареи и пока работники копали траншеи открыто, т. е. при самом начале траншей. Для освещения целей ночью из крепости стреляли «светлыми ядрами» – осветительными снарядами. «И как он [осаждающий. – Б. М.] не может иметь батареи прежде двух недель после открытия траншеи, то в сие время можно производить с крепости сильную пальбу, бросать бомбы, гранаты, и камни на работников и всячески пользоваться своею артиллериею, прежде нежели неприятель заложа свои батареи то учинить может» [337], – написано в учебнике Курганова. Когда же осаждающий устанавливал свои пушки, шансов у крепостной артиллерии оставалось немного, поскольку было известно, что осадные батареи «легко преодолеют крепостные батареи и могут сбить их пушки». Поэтому большие пушки на стенах замолкали, а «вредить его траншеи и батареи» рекомендовалось малыми пушками, и «весьма часто перетаскивать их с одного места на другое, дабы привесть тем неприятеля в большое безпокойство»[338].
Вобан советовал следить за интенсивностью огня осажденных по ночам, обычно через два-три часа пальбы огонь стихал, и в это время стоило ввести в траншеи дополнительных рабочих; равным образом, при сильном огне число работников – убавить, «чтоб никогда своих людей без важной причины в такую опасность недопускать»[339].
О том, насколько опасно было находиться в траншеях, Вобан писал в главе «О королях и принцах»; в ней он доказывал, как опасно высшим лицам государства появляться в осадных траншеях, но для нас интересно описание обстоятельств, одинаково фатальных и для принцев и для простых солдат.
«Однакож со всем тем надобно признаться, что ни одного безопасного места во всех траншеях нет, как бы те траншеи хорошо и крепко ни укреплены были: ни для того что от бомб и камней бросаемых из крепости нигде укрыться не можно. Нет такого траншейного бруствера, которой бы пушечным ядром не пробило, ежели оно придет в тот бруствер, щитая от верху на три фута; к томуж и несчетное число мушкетных пуль, из которых иныя идут по самому верху бруствера, другия, когда ударяясь в камень или в какую другую крепкую материю, отскакивают и идут скочьками, однако еще иногда такую в себе силу имеют, что ранят и убивают, в ково попадут. Также множество пушечных ядер, которыя идут вкось по траншее, иныя захватывают ту траншею вскользь, а другия и в самую ее нечаянно опускаються, и великий вред чинят, от которых не всегда укрыться можно. Особливо тогда, когда будет траншея на гранатный бросок от покрытого пути, понеже тогда все выстрелы из крепости итти будут цельнее и язвительнее. Сверх сего гранаты, камни и бомбы тогда летать будут везде и опускаться иногда на такия места, где не надеешся»[340].