Чертово колесо - Михаил Гиголашвили

— И я — восемь… — напомнил Ладо.

Все неодобрительно промолчали, только Тугуши буркнул:

— Ты же не хотел! Грязь, говорил, пыль!

— А сейчас захотел!

— Итого восемь человек. Денег было тоже поровну, по пятьдесят с каждого… Итого — около трех кубов на каждого.

— Давай, давай, быстрее! — заторопили со всех сторон.

Засуетились, стали закатывать рукава, качать вены.

Тугуши разделся до пояса. Бати запел старую песню, что он торопится и должен делать первым. Анка хныкала, что у нее вен почти нет и ее бросают на конец. Борзик под шумок ухитрился незаметно макнуть в стаканчик кусочек скрученной ваты, которая тут же впитала в себя немного раствора. Он тихо стащил целлофан с сигаретной пачки и укромно упрятал в него ватку, которую надеялся потом вскипятить и получить немного раствора.

После пересчетов, перепроверок, переругиваний и перепалок Гуга вытянул лимонную жидкость и резво вкатил ее себе в вену — он, как варщик, должен был делать первым. Все напряженно уставились на него. Когда через несколько секунд лицо его стало розоветь, а сосуды на лбу вспухли, и он, не открывая глаз, принялся сладостно чесаться и просить ласковым голосом сигарету — все облегченно вздохнули: «Порядок!»

— Первый сорт! — подтвердил он, подняв большой палец и не открывая глаз, а Бати, усмехаясь:

— Ну и рожа у тебя стала, жопа гамадрила! — вырвал у него из рук шприц, быстренько, но тщательно промыл его, сел на корточки, подсунул кисть под колено и без чьей-либо помощи сделал себе укол. Глядя вокруг подобревшими глазами, отдал шприц Ладо.

Тот управился быстро. Потом шприц перехватил тщедушный Тугуши. Он стал неумело тыкать иглой себе в руки, в пальцы. Подобревший Гуга пожалел его, виртуозно нашел иглой едва различимую венку на тыльной стороне ладони, куда и вкатил раствор. Тугуши стал униженно благодарить его, а после прихода полез целоваться и обниматься.

— Теперь будите Гогию, — стал тормошить гиганта Бати, не обращая внимания на протесты тех, кто еще не укололся.

Черный Гогия принял вертикальное положение, оглянулся, нащупал мутным взглядом стаканчик с лекарством, рыкнул что-то, схватил конский шприц и высосал с хлюпаньем весь раствор. Держа шприц как-то странно-вертикально к вене, он воткнул иглу, впустил героин и отбросил шприц. Произошло это так быстро, что никто не успел даже понять, в чем дело — думали, он просто собирается отмерить свое, а он, бык, все себе вкатил!

— У-ф-ф-ф… — начал отдуваться Гогия, но вдруг закатил глаза и повалился на спину. Изо рта выступила розовая пена, тело пошло дрожью, лицо побурело, из носа показалась кровь, а редкие волосы будто зашевелились на его почерневшем черепе.

— Умирает! — взвизгнула Анка и отскочила от кушетки.

Тугуши тоже отпрыгнул в сторону. Борзик и Художник застыли в шоке. Бати тихо переместился к двери и исчез.

Гуга бросился к гиганту и, разжав ему челюсти, пытался поймать ускользающий язык. Ладо удерживал бьющееся тело. Тут вторая волна сотрясла Черного Гогию. Пена пошла обильнее.

— Язык поймать! Чем-нибудь! Ложку! — крикнул Гуга.

Тугуши, схватив плоскогубцы, которыми носили горячие тазики, попытался влезть ими в рот гиганту.

— Оставь, дурак! — крикнул на него Ладо. — Звоните в «скорую»!

Художник вызвал врачей, а остальные во главе с Борзиком ринулись к двери и по очереди выскочили из мастерской. Остались Ладо, Гуга и Художник.

— Вот сволочи! — выругался Гуга. — Аммиак давай, пусть понюхает!

— Переворачивай его лицом вниз! Чтоб не захлебнулся! — скомандовал Ладо и принялся приподнимать тело.

От Гогии внезапно пошел густой запах мочи. Его большое тело грузно стукалось о скрипящую кушетку.

— Что это, агония? — в ужасе заверещал Художник.

Постепенно конвульсии прекратились. Гогия лежал без сознания, но дышал. Крови из носу стало меньше.

— Что теперь делать?.. Приедет «скорая», всех заметут! Он сейчас не умрет? Какая вонь! — метался Художник, хватаясь за грязные тазики, сворачивая газету со вторяком, бросаясь прятать иглы и шприцы.

— Раз приход перенес — значит, не умрет, — ответил Гуга, с брезгливостью отдергивая руки.

— Может, вытащим его за ворота? — бубнил Художник, натыкаясь на пустые пузыри и бутылки.

— Ты рехнулся? Соседи все равно скажут, откуда его вытащили. Нет, жалко Гогию! — сказал Ладо, морщась от запаха мочи.

Гогия лежал с открытыми глазами и икал. Ругая убежавших наркоманов, оставшиеся обступили кушетку и стали совещаться. Художник спрашивал гиганта, как он себя чувствует, но тот не отвечал, только озирался кругом. Но когда взгляд его упал на конский шприц, впопыхах забытый на полу, он, как младенец, затыкал в него пальцем.

— Ты на него посмотри — еще хочет! Ну и ну! — покачал головой Ладо.

Гуга усмехнулся:

— Чему ты удивляешься? Наркуша!

— Да, — сокрушенно согласился Ладо. — Пошли отсюда.

Художник заныл, чтобы его не оставляли наедине с Гогией, но Гуга отрезал:

— Что мы, будем втроем сидеть вокруг тела, как на панихиде? Придет в себя! Куда денется! «Скорая» приедет и уедет, если вообще появится! На, дай им за труды, скажи, все в порядке! — И он бросил червонец на стол.

Они ушли под причитания Художника, что все его покинули. Проехали по вечерним улицам, мокрым от дождя.

— Ты видел, как они сбежали, крысы? — не мог успокоиться Ладо.

— А ты удивлен? С нашим стажем пора бы уяснить себе некоторые вещи, — усмехнулся Гуга.

— Да, но все-таки…

— Что все-таки?.. Они — наркоманы, их связывает только кайф. Вот и все. Ну, зачем Бати или Борзику рисковать из-за Гогии? Если их завтра спросить, то, уверен, у всех окажется много веских причин для объяснения своего бегства.

— Значит, только нам двоим было не все равно, умрет Гогия или нет?..

— Так выходит. Вот чем хорош аппарат, — вдруг перевел разговор Гуга. — Этих людей не исправишь, а аппарат дает надежду, хоть какую-то…

— Может быть, но как его использовать? Кооператив открыть, что ли? Тогда к аппарату двух автоматчиков приставить нужно, охранять день и ночь.

— Это другой вопрос, — отрезал Гуга, который чувствовал, что отношение Ладо к подобной идее в последнее время изменилось.

Действительно, когда он посвятил Ладо в детали своих разработок, тот горячо поддержал его. Но когда Гуга привез из московской лаборатории опытный образец, Ладо остыл к этой затее. Вначале, в теории, она казалась притягательной — создать аппарат, заменяющий наркотики. Но на деле все выглядело иначе. И ощущения, которые вызывал аппарат, были какими-то жуткими, с видениями и головными болями. Гуга оптимистично говорил, что всего этого можно избежать при доработке, надо только сделать серебряные контакты и золотую обмотку: «Потом можно будет лечить наркоманов, снимать ломки, дозировать…»