Маршалы Наполеона. Исторические портреты - Рональд Фредерик Делдерфилд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Победа под Аустерлицем имела ряд любопытных последствий. Сульт, блистательно справившийся со своими задачами в центре и на правом фланге, всегда рассматривал исход этой битвы как свою персональную победу, продолжая верить в это до конца своей долгой жизни. Ланн, в ярости оттого, что его стойкость на левом фланге не была должным образом оценена, покинул поле битвы сразу же после ее окончания и отправился домой, даже не получив на это формального разрешения у императора. Он мчался с такой скоростью, что, вероятно, первым принес во Францию весть о победе. Мустафа, один из мамелюков, которых Наполеон привез из Египта, вызвал у своего хозяина вспышку отвращения, пообещав на поле боя доставить ему в качестве трофея голову великого князя Константина. Гибель же генерала Морлана, ветерана французской армии, павшего в одной из кавалерийских атак, положила начало некоему поистине марафонскому судебному рассмотрению. Тело Морлана было отправлено во Францию для захоронения в проектируемом Зале героев и временно хранилось в бочке с ромом в Зале захоронений Дома инвалидов. Прошли годы, и Зал героев так и не был сооружен. Про героя все забыли, пока однажды, вскоре после первого отречения Наполеона, бочка от старости не распалась на части, и тело генерала, лицо которого теперь украшали длинные бакенбарды, было передано в медицинскую школу для вскрытия. Про это прослышали родственники генерала и потребовали прах себе, чтобы захоронить его должным образом. Процесс длился несколько лет, дело выиграла семья, и генерал наконец почил в мире примерно через десять лет после кончины. Вот вам, пожалуй, наиболее выразительный комментарий к вопросу о том, какие дивиденды можно получить от патриотизма!
Победа под Аустерлицем укрепила наполеоновский трон, как это не смогло бы сделать ничто другое. Когда посреди завалов из перевернутых пушек, брошенного имущества, груд мертвых тел и дыма бивачных костров новый император писал прокламацию, начинающуюся словами: «Солдаты, я доволен вами!..», он осознавал, что поразить его, имеющего за спиной подобную армию, может, вооружившись, только весь мир. Он никогда особенно не верил в народную любовь к политикам и давно понимал, что если ему суждено учредить новый порядок в Европе, основанный на завоеваниях революции, то единственным инструментом для этого, на который он может положиться, будет его армия и, что еще более важно, люди, на которых на поле боя, как на вождей, смотрят солдаты.
На некоторое время повернувшись спиной к военным проблемам, он принялся изыскивать средства, которые позволили бы ему привязать этих людей к себе навечно.
В новом году на Ожеро была возложена очень близкая его натуре задача. Он был послан во Франкфурт с особой миссией: он должен был заставить жителей этого процветающего города подавиться их собственными словами.
Во время войны с Австрией Пруссия и прочие германские государства сохраняли нейтралитет, но многие немцы втайне рассчитывали на победу союзников. Видеть униженной эту дерзкую и, казалось бы, непобедимую армию, возглавляемую бывшими рядовыми или торговцами, хотели бы не только аристократы Центральной Европы — простые люди уже почувствовали тяжесть французских реквизиций. Примерно через год европейцы начнут говорить, что там, где прошла Великая армия, с голоду дохнут даже крысы. Накануне Аустерлица один зараженный такими настроениями франкфуртский журналист объявил, что Наполеон понес тяжелое поражение, а все прочие газеты города перепечатали это известие, не убедившись в его достоверности. Франкфурт имел статус вольного города, и это сообщение породило множество слухов. Было даже объявлено, что с поля боя живым не ушел ни один француз.
Наполеон с интересом прочитал все эти статейки, а потом приказал Ожеро разместить во Франкфурте весь его корпус, добавив, что жители города в качестве премии за выживание должны презентовать каждому рядовому по louis d’or[19], каждому капралу по два, каждому сержанту по три, а каждому лейтенанту по десять. Кроме того, горожане должны были обеспечить французам стол и квартиру по самым низким расценкам. Все средства, которые оставались после этого, надлежало посылать в имперскую казну.
Перепуганные горожане, увидев, что им грозит полное разорение, объявили, что не могут собрать такую гигантскую сумму. В ответ они получили следующее заявление: «Император просто желает дать гражданам Франкфурта шанс пересчитать солдат только одного избежавшего разгрома корпуса. А на подходе — еще шесть плюс кавалерия плюс гвардия!»
Ожеро несказанно радовался этой своей шутке и даже выслал военных полицейских выбивать эту «премию», однако вскоре он даже пожалел горожан и обратился за них с ходатайством к императору. Наполеон, поставив таким образом на своем, разрешил ему переформулировать текст декрета, и маршал удовольствовался тем, что разместил в городе только один батальон и свой штаб. Горожане же выразили свою благодарность тем, что всегда принимали солдат Седьмого корпуса во время их пребывания в городе как самых желанных гостей. Любопытно предположить, как бы эту возможность использовали безжалостный Даву или расчетливый Массена.
Остальные корпуса были расквартированы в других местах. В те первые после победы дни Германия была весьма благодатной страной с точки зрения проведения походов на ее территории. В будущем ветераны вспоминали об этих временах с ностальгическим чувством. В городах, где стояли французские гарнизоны, многие из французов женились на немецких девушках, и добрые отношения между солдатами Великой армии и южными немцами пережили даже войну с Пруссией, развязанную той же осенью. Должно было пройти целых семь лет, прежде чем перед отступающими французскими солдатами двери немецких домов начали захлопываться, но в те времена на конных егерей, гусар, кирасир и гвардейцев уже начинали смотреть как на людей из легенды.
Глава 9
Титулы и триумфы
Как утверждают, Наполеон с большим пиететом относился к древней генеалогии прежних королей Франции, и поэтому, руководствуясь до некоторой степени снобистскими соображениями, организовал свой двор в соответствии с традициями, царившими там при старом режиме.
Это мнение, подобно многим другим суждениям о Наполеоне, не более чем полуправда. Его подлинные взгляды и степень почтения к монаршим домам Европы следуют из короткого замечания, брошенного им его будущему тестю, австрийскому императору Францу, когда тот после договора о женитьбе французского императора на его дочери начал поиски свидетельств наличия у Наполеона высокородных предков. По этому поводу Наполеон спокойно напомнил венценосному снобу о его собственном предке, графе Габсбургском, прибавив: «Благодарю, но я