Хороший мальчик. Строптивая девочка - Алиса Евстигнеева

Мои родители повстречались в конце 90-х. Уж не знаю, какими путями свела их судьба, потому что оба принадлежали двум совершенно разным мирам.

Отец уже тогда был вполне знаменитым исполнителем, правда, его известность распространялась на достаточно узкие круги, но и сам отец никогда не был рядовым певцом. У меня язык через раз поворачивается его так называть, потому что свои песни он не пел, а именно исполнял — качественно, профессионально и с полной отдачей. И какие отношения не были бы между нами, даже я не могу отрицать его талант.

Чтобы понять, о чём я говорю, надо было слышать его. Диапазон, сила, тембр голоса… Константин Слепцов умел вытворять со своим голосом такое, что слушатели буквально впадали транс, уносимые куда-то вдаль силой искусства. У меня до сих пор волосы встают дыбом, когда я слушаю его выступления, ни одна запись не способна передать всю мощь происходящего, есть такие вещи, которые нужно слушать только в живую. А если приправить это всё очарованием и недюжей такой энергетикой, то у людей просто не оставалось шансов. Особенно у женщин. У отца всегда было много почитательниц, которые были готовы ездить с ним по городам или же безропотно ждать на месте, в надежде на свою долю урванного внимания. Этакие группи, только все как на подбор возвышенные, утончённые и какие-то благостные.

В этом плане моя мама выгодно отличалась на их общем фоне. Она достаточно рано осталась без родительского попечительства, поэтому с юных лет Арбатова Светлана Викторовна привыкла рвать и метать, полагаясь только на себя. К своим двадцати пяти, она была не только юной и красивой, но и гордой обладательницей стального характера, который помогал ей не только открывать лбом любые закрытые двери, но и разносить их в щепки. Она очень практична и прагматична. А на момент знакомства со Слепцовым уже вовсю трудилась в какой-то крупной фирме на должности главного бухгалтера. Для её возраста это в принципе было достижением, а если учитывать время (любимые лихие девяностые), то это был просто нонсенс.

Не знаю где, не знаю как, но однажды они встретились. У них закрутился лёгкий и ни к чему не обязывающий роман, потому что отец тогда был глубоко и надёжно женат. Но маму отчего-то это не остановило. Впрочем, отца тоже. Опять-таки не знаю, сколько продлилась их связь, никогда не спрашивала у мамы об этом, но видимо в какой-то момент их отношения стали угасать, и у Светланы Викторовны сработали предостерегающие сигналы. Сложно сказать, любила ли она его тогда, либо же это было простым желанием добиться своего. Мама всегда добивалась желаемого… а с годами она стала хотеть лишь одного — Константина Валерьевича Слепцова. В общем, она не смогла придумать ничего лучше, чем положиться на опыт миллиона других женщин и забеременеть мной, в надежде, что отец дрогнет и уйдёт от законной супруги. Думаю, что она надеялась на то, что ей удастся родить ему мальчика, ведь на тот момент у отца уже было две дочери. Но им обоим не повезло, и родилась я.

На этом месте Стас впервые меня перебивает.

— Ты поэтому такая?

— Какая? — не понимаю я.

Он мнётся, видимо, уже жалея о том, что спросил.

— Ни какая. Забудь.

— Ты хотел спросить пацанка? — догадываюсь я.

Он не отвечает, и я понимаю, что угадала.

-Нет, — почти смеюсь я. — Воспитать меня в роли сына было бы слишком просто для моей мамы, слишком очевидно. А она у меня умная.

Моё рождение не разрушило отцовский брак. Зато помогло добиться иной цели. Теперь у мамы была гарантия, что, так или иначе, отец никуда не денется из её жизни. Впрочем, он не особо то и сопротивлялся. Как оказалось, для Константина Валерьевича было вполне приемлемой вещью иметь ребёнка на стороне. Он спокойно признал меня, дав мне свои отчество и фамилию.

Отец появлялся в нашем доме не так часто, как хотелось бы Светлане Викторовне, но, тем не менее, он был, и она не теряла надежд. И верно рассудив, что раз ей не удалось родить ему сына, то она всё равно обязана дать отцу такое, на что не способна его жена — воспитать из меня самую идеальную девочку в мире.

Конечно же, понимание этого пришло ко мне не сразу. Во-первых, я была ребёнком и многого просто не знала. Во-вторых, мама всегда умела подать все свои действия так, что я была уверена, что всё происходящее в нашем доме делается исключительно для моего благополучия.

Не помню своего детства, и если честно, то не очень-то и хочется. Просто это была вечная круговерть из различных занятий с педагогами, учителями, кружками и секциями. Меня учили рисовать, плавать, танцевать, этикету, гимнастике, и хрен знает ещё чему. Уже лет в пять я вполне сносно болтала на английском, а в десять могла неплохо рассуждать о разнице в творчестве поэтов Золотого и Серебряного веков.

Одними цветными пятнами во всей этой истории были приходы отца. К ним мы начинали готовиться задолго. Мама заранее спрашивала меня о том, чем же мы на этот раз порадуем папочку. И я честно старалась разучить красивую псенку, нарисовать самый лучший в мире рисунок, сесть на шпагат или же что-то ещё. В нужный день мне надлежало встречать блудного родителя в новом платьюшке и с завитыми кудряшками на голове, благо, что светлые волосы всегда придавали мне достаточно ангельский вид.

Наши встречи практически всегда проходили по одному сценарию. Когда Константин Валерьевич звонил в дверной звонок, мама мягким голосом шептала мне: «Беги, открывай». И я неслась по коридору отпирать тугой замок, чтобы уже через мгновение оказаться в тёплых отцовских объятиях. Он подхватывал меня на руки и кружил перед собой. Затем мне вручали фарфоровую куклу. Новую, красивую, идеальную. И до ужаса похожую на меня. В таком же чистеньком платьице с рюшами, голубыми глазками и белыми кудряшками. Годам к двенадцати, у меня в комнате уже скопилось штук двадцать этих кукол. Самым поганым было то, что с ними никогда нельзя было играть, они же фарфоровые. Вдруг разобью, а папа решит, что я не дорожу его подарками.

После сентиментальной встречи, когда я получала свои объятия и дорогую куклу, мы шли на кухню пить чай с тортом. Попутно мама хвасталась перед отцом моими успехами, на что он всегда искренне радовался и нежно трепал меня по моей кудрявой голове. Когда с тортом было покончено, меня отправляли в свою комнату «поиграть с новой куклой». А родители оставались на кухне для очередной попытки выяснить отношения.

Я закрывалась в своей спальне, садилась на постель, располагая очередную «подружку» на стульчике напротив, и долго играла с ней в гляделки, пытаясь найти в её глазах отголоски человеческого тепла.

Как ни странно, но я очень любила эти отцовские визиты, потому что только в эти дни мне в полной мере удавалось почувствовать свою порцию любви, причём со стороны обоих родителей. Когда отец уходил, мама проскальзывала ко мне в комнату и садилась рядом, потом целовала меня в лоб и устало улыбалась, каждый раз обещая одно и то же.