Жизнь удалась - Андрей Рубанов

– Да. Понимаю. Я всегда считал, что частную собственность придумали женщины. Они от природы бережливы и осторожны.

– И правильно! Так и нужно.

– И еще. Женщины никогда не бывают щедрыми.

– Похоже, вы скрытый женоненавистник.

– Нет. Это я в свой образ романтики подпускаю. Намекаю, что в бурном прошлом женщины доставляли мне страдания.

– А на самом деле? Не доставляли?

– Не скажу.

– Я догадаюсь, – сказала Марина, – как было. Вы ждали от женщины щедрости – а она ее не проявила, так?

– Щедрости от женщины я жду в особых обстоятельствах. В интимных.

– Ах, вот оно что.

– Да. И бывает такое только в одном случае. Когда двое любят друг друга…

Марина, наконец, решилась рассмотреть повнимательнее своего нового знакомого (кстати, пора бы уже и познакомиться) и, отбросив стеснение, повернулась – и вздрогнула. Его профиль, секунду назад правильный, вдруг резко деформировался, угол рта поехал, от него к уху пошли полукругом морщины; сидящий рядом культурный и улыбчивый молодой чело век оскалился, подобно волку. Миг – и гримаса крайней досады исчезла.

– Менты, – сказал он, притормаживая. – Веди себя спокойно. Они сейчас очень нервные.

Она огляделась. Автомобиль обступили коренастые – поперек себя шире – мужчины в пятнистом. Автоматы держали удобно. «На изготовку» – кажется, так это называется у них, у мужчин. В армии, в милиции, в ОМОНе или откуда там взялись эти страшные, увешанные железом люди.

– Выходи из машины, – приказали они ее спутнику. – Предъяви документы.

– Пожалуйста. А что случилось?

– Ничего. Проверка. Оружие, наркотики при себе имеешь?

– Нет.

– Руки на капот.

Они обыскали его карманы.

– Можешь ехать… А тачка у тебя нормальная. Как раз, чтобы девочку прокатить.

Тут спутник Марины выпрямил корпус, повернул голову и сверкнул глазами. Марине стало не по себе; мужчины больших страстей, окружавшие ее в последние месяцы, показались маленькими детьми по сравнению с невысоким человеком, швырнувшим в своего вооруженного до зубов собеседника такой взгляд.

– Какая она тебе «девочка»?! Повежливей, понял?! Это моя невеста.

– Спокуха! – напряженно выкрикнул один из пятнистых, удобнее перехватывая автомат. – Не психуй. А ты, значит, жених?

– Жених!

– Хрен с тобой. Езжай, жених.

– Благодарю, – ледяным тоном ответил «жених», и через несколько секунд они уже трогались с места, при этом успев услышать, как пятнистый со смешком бросил приятелю:

– Вот, Федя, понял, как бывает? Еще невеста, а уже не девочка.

Марина не смогла долго сдерживаться.

– Зачем ты сказал, – от удивления и волнения она не заметила, как перешла на «ты», – что я твоя невеста?

– Чтоб этот дурак не расслаблялся и не болтал лишнего. Кстати, раз уж я назвал тебя невестой, предлагаю познакомиться. Меня зовут Матвей.

Мать капитана милиции Сергея Свинца, коренная жительница деревни Мягкое, в шестьдесят пятом году вышла замуж за односельчанина и в положенный срок родила близнецов Федота и Федора.

Спустя год понесла третьего и родами его скончалась.

Отец троих сыновей тракторист Георгий Свинец почернел от горя, но потомство выходил при помощи родни и добрых людей, каких в деревне Мягкое нашлось немало. Через пятнадцать лет три брата Свинца обратились в краснощеких, скорых на руку отроков, крепкоплечих, белоголовых, – естественно, в хулиганов, быстро вызнавших вкус табака и самогона. Так или иначе, в восемьдесят втором, как помер Брежнев, старшие пошли в армию и заделались танкистами, а через год и младший примерил кирзовые сапоги. Написал подряд три заявления в Афган, но оказался, наоборот, в Тверской области. Отслужив, старшие вернулись, все в значках, в плечах косая сажень, и зажили себе удобно: первенец, Федот, унаследовал от отца трактор, и не было в те времена в деревне Мягкое тракториста лучше, нежели Свинец-старший. Средний, на две минуты опоздавший Федор, окончил заочно лесотехнический институт и заделался лесником.

С младшим Серегой вышел особый случай. Отец его жалел: старшие братья почем зря мутузили пацаненка, гнобили, подсмеивались, шпыняли, а Сережка рос и рос, явил тягу к книжкам, давал сдачи, тягал гири, утрами висел на турнике, гонял в футбол и хоккей и воплощал все надежды отца на лучшую и сытую судьбину.

Вдруг, уж после армии, когда старшие отженились, своими домами зажили, свою редиску воткнули в серую земельку личных огородов, Серега обозначил презрение к редискам, к огородам, пошел в менты и давай расхаживать по деревне в казенных сизых штанах с кантом. В кармане – смазанный пистолет. Скажи или сделай худое – шмальнет не задумываясь.

Один раз было дело. Уже и Андроп хизнул, и Черненко, и наступал повсеместный бардак, и все смешалось, Горбачев провозгласил гласность и трезвость (как он себе это представлял?) – вдруг Серега Свинец стрельнул известного по деревне хулигана, дебошира и пьяницу Петруху Кислого. Был суд, полдеревни пришло, и вскрылось, как гражданин Кисляк упился на Пасху яблочной наливки, и затеял прогуливаться по кладбищу, и справил нужду на чью-то могилу, а на вежливое замечание служителя закона ответил матерными резонами, за что и получил пулю в мягкие ткани, по касательной, и еще потом по морде, сильно, вплоть до легких телесных повреждений. Прокурор затребовал год тюрьмы, однако судья оправдал Серегу, отличника Вооруженных сил и одного из лучших ментов в районе. Родня пострадавшего грозилась местью, достали двустволки, берданы, тут бы и быть бойне, но мент Серега Свинец исчез: изловчился поступить в Высшую школу милиции с целью ловить не пьяниц по кладбищам, а настоящих бандитов по притонам и малинам.

С тех пор много воды утекло. В девяносто втором отец троих братовьев умер, отравившись спиртом «Ройяль». Его закопали рядом с женой. Хулиган Кисляк уехал – говорили, в Германию. Федот Свинец, лучший тракторист района, почти прославился. В девяносто шестом приезжала компания НТВ снимать сюжет, но Федот, верный себе и фамилии, исполнил свой сюжет: в компании оператора Сергеева и журналистки Агаповой дал гастроль по деревне на тракторе, задавил семь курей крестьянки Федуловой, подле сельсовета продемонстрировал экстремальную езду с виражами и управляемыми заносами, повредил казенный свинарник, удостоился гнева областной администрации, получил год условно. Журналистку Агапову уволили из компании НТВ. Естественно, сюжет в эфир не вышел. А зря.

Потом сменились президенты, и наступил новый век.

Как это часто бывает, наиболее успешным по новой жизни оказался Федор, самый смирный и тихий из братовьев. Пока то-се, пока гремели в столицах кризисы, дефолты, деноминации и прочие черные вторники, среды и пятницы, Федор, старший лесничий, организовал два садово-огородных товарищества: «Мягкое-два» (совместно с председателем совхоза Трифоновым по прозвищу Тришка) и «Карамельщик» (совместно с дирекцией акционерной шоколадной фабрики «Заря»). Всю землю, сорок гектаров, тут же скупили москвичи. Двести пятьдесят верст для этих безумных существ – не дорога. Себе Федор взял почти два гектара, угодье на самой окраине знаменитого Лапинского леса. В ста метрах – овраг, родник, два диких малинника; грибы и земляника – повсюду; огромные реликтовые валуны под вековыми одеялами мхов, папоротники, совы, дятлы, тетерева, лоси и десяток муравейников – исполинские, полутораметровой высоты, колонии рыжих, сядь рядом и смотри часами, как шевелится и суетится мелкая, а оттого упорная жизнь. Каждую зиму в тех местах Федор брал минимум одну лису и пять-шесть зайцев. Лиса попадалась облезлая, тощая, зайцы кислые, горькие, не то что кролики, но дичь была, это факт.