Алые Евангелия - Клайв Баркер

считать ступени. Феликссон добрался до трехсот восьмидесяти девяти, прежде чем Жрец Ада исчез из его поля зрения.

Изнемогая, Феликссон продолжил подъем, а на вершине лестницы обнаружил арку, как минимум вдвое выше своего роста. Сенобит уже прошел под ней и с удивлением обнаружил полное отсутствие како-либо охраны — по крайней мере, видимой. Феликссон последовал за своим хозяином, так сильно склонив голову, что не видел ничего из находившего в палате, в которую привел его хозяин. Феликссон понял, что они находятся под большим куполом, вздумавшимся не менее чем на двести футов, хотя с наклонной головой было трудно оценить более точно. Казалось, вся палата была вырезана в белом мраморе, включая пол, пронизывающий его подошвы ледяной стужей, и хотя он изо всех сил старался не издавать и звука, купол улавливал каждый наилегчайший отголосок и отражал его эхом в своей вышине, прежде чем добавить к сомну бормотаний, шагов и тихих всхлипываний, который растекался канавой вдоль дальнего края пола.

— Ближе не надо, — произнес кто-то, и его команда распалась на тысячу затухающих эхо.

Всепоглощающий жар излился на Феликссона и жреца из центра купола. Единственным объектом в круглой комнате был трон, настолько выходящий за рамки обычного предмета мебели, что он заслуживал лучшего, пока еще не придуманного слова. Он был изготовлен из цельных металлических блоков толщиной девять-десять дюймов: одна плита — высокая спинки, по одной — на каждый подлокотник, одна — сиденье и пятая, уложенная параллельно подлокотникам под сиденьем.

Горючие газы пламенеют из шести длинных, широких раструбов: по одному с каждой стороны трона и два прямо под ним. Сапфировое пламя, переходящее в болезненно белое, в самой своей сердцевине искрилось красными всполохами. Газы поднимались высоко позади спинки, которая сама по себе была не менее десяти футов высотой, сближались и переплетались, образуя единый пылающий столб. Жар под куполом был бы смертоносным, если бы купол не был пронизан отверстиями, расходившимися концентрическими кругами, в которых угнездились мощные вентиляторы, отводящие избыточное тепло. Непосредственно над троном, безупречный белый мрамор палаты был обожжен до черноты.

Что касается самого трона, он был раскален практически добела, и на нем в официальной позе восседало существо, за свое безразличие к пламени оно получило подходящее прозвище — Непоглощаемый. Говорили о нем только шепотом. Какого бы цвета ни была изначально его кожа, теперь его тело почернело от жара. Его одеяния и обувь (если он когда-либо носил их) и посох власти (если он когда-либо был у него) сгорели. Тоже касалось и его волос на голове, лице и теле. Но почему-то все остальное — его кожа, плоть и кости — не было затронуто вулканическим жаром, в котором он сидел.

Жрец Ада замер. Феликссон поступил также, и хотя ему не отдавали приказа, он опустился на колени.

— Сенобит. Знаешь ли ты, почему тебя вызвали?

— Нет.

— Подойди ближе. Дай мне лучше рассмотреть твое лицо.

Сенобит подошел ближе, остановившись приблизительно в шести шагах от трона, не заботясь о невероятном жаре, исходившим от него. Если он и ощущал его, то не выказал никаких признаков.

— Расскажи мне о магии, Сенобит, — произнес Непоглощаемый. Его голос звучал как пламя — ровное и чистое, если не считать мерцающих алых проблесков.

— Изобретение людей, мой Повелитель. Одно из многих, призванное постичь божественность.

— Тогда почему оно тебя беспокоит?

Сказал это некто четвертый, находящийся в палате. Настоятель Ордена Сенобитов провозгласил о своем присутствии, выходя из тени за троном Непоглощаемого, и размеренно, с церемониальной скоростью, направился через зал. Он нес посох Верховного Союза, изготовленный по образу пастушьего, и, приближаясь, выкрикивал порицания. За глаза Настоятеля обычно называли Ящерицей, прозвище, которое он получил благодаря бесчисленному количеству чешуек полированного серебра, каждая украшена драгоценным камнем, приколоченных на каждый видимый дюйм его плоти, и предполагалось, что они покрывали все тело.

— Мы нашли твои книги, жрец. Непотребные тома безнадежных человеческих кропаний. Это ересь. Ты — часть ордена, — продолжал Настоятель. — Отвечающий только перед своими законами. Почему ты хранил секреты?

— Я знаю…

— Ты ничего не знаешь! — прокричал Настоятель, ударяя посохом по холодному мрамору и, тем самым, награждая уши Сенобита нестихающим звоном. — Любой Сенобит должен работать в рамках системы. Кажется тебе неплохо работается и вне нашей системы. С этого момента ты изгнан из Ордена.

— Отлично.

— Лично я, — продолжал Настоятель, — приказал бы казнить тебя. Но окончательный приговор остается за Непоглощаемым…

— …и я не вижу необходимости в казни, — ответил Непоглощаемый. — Ты больше никогда не ступишь на территорию монастыря. Твои вещи конфискуются. А ты изгоняешься в Канаву. И меня не волнует, что будет с тобой.

— Спасибо, — сказал Жрец Ада.

Он поклонился, развернулся и направился к сводчатый проход. Не произнеся ни слова, он и его слуга вышли из палаты и начали долгий спуск.

4

У Кэза не было фиксированного рабочего графика, но в нише кирпичной кладки рядом с входной дверью был спрятан звонок экстренной связи, о котором знала лишь избранная группа людей. Именно им сейчас и воспользовался Гарри. Из переговорного устройства шумела статикой, потом сказали:

— Кэза сейчас дома нет.

— Это Д'Амур. Впустите.

— Кто?

— Гарри. Д'Амур.

— Кто?

Гарри вздохнул. — Гарольд.

Шестьдесят секунд спустя Гарри сидел на мягком диване Кэза, полностью занимавшем четверть его гостиной. Другая значительная часть комнаты была занята книгами с закладками. Интересующие его темы вряд ли могли быть более разноплановыми: судебная патологоанатомия, жизнь Германа Мелвилла, франко-прусская война, мексиканский фольклор, убийство Пазолини, автопортреты Мэпплторпа, тюрьмы Луизианы, сербохорватские кукольники — итак далее и тому подобное, башни из книг выглядели словно крупный мегаполис, обозреваемый с высоты птичьего полета. Гарри знал правила обращения с книгами. Можно было выбрать что-нибудь из стопок и пролистать, но потом книгу необходимо было вернуть на то же самое место. Их можно было даже одолжить, но цена за нарушение срока возврата всегда была чем-то пренеприятным.

Из всех людей, коих Гарри когда-либо называл своими друзьями, Кэз точно был самым потрясающим. Он был ростом шесть футов шесть дюймов, его тело представляло собой массу поджарых, покрытых татуировками мускулов, значительная часть которых была сделана в Японии мастером, обучившим Кэза своему ремеслу. Кэз носил плащ из цветных чернил, не укрывавший только его шею, запястья и лодыжки, темы татуировок представляли собой сборник классических японских сюжетов: на его спине самурай сошелся в рукопашной схватке с демоном в залитой дождем бамбуковой роще; два дракона поднимались по его ногам, оплетая своими языками его член по всей длине. Он был лыс и начисто выбрит, и если бы