Семья Рэдли - Мэтт Хейг

— Я хочу тебя, — говорит он.

— Внизу есть в бутылках.

— Да, знаю. Я возьму. Но хочется свеженького.

Похоже, Изобель эта просьба огорчает, словно ее беспокоят чувства, которые она к нему питает. Тем не менее она подставляет ему шею. Уилл припадает к ней, закрывает глаза и наслаждается вкусом.

— Хорошо погулял прошлой ночью?

Уилл не совсем понимает, к чему этот вопрос. Он продолжает сосать кровь.

— Элисон Гленни расспрашивала насчет девчонки из супермаркета.

Уилл вспоминает девушку-гота с пурпурными прядями — Джули, или как там ее звали, — как она кричала и пыталась оттащить его за волосы. Он отстраняется от Изобель.

— И что? — Небрежным жестом он указывает на пару выпотрошенных мертвецов в другом конце комнаты.

— То, что твой фургон попал в камеру наблюдения. Других машин на стоянке не было.

Уилл вздыхает. Практикующий вампир обязан играть по правилам. Он должен выбирать людей, чье исчезновение легко объяснить, — помышляющих о самоубийстве, бездомных, нелегалов.

Но Уилл правил никогда не соблюдал. Какой толк следовать своим инстинктам, если, прямо скажем, ты не можешь следовать своим инстинктам? Ограничивать меню никому не нужными жертвами — это, по его мнению, насквозь фальшиво и совершенно неромантично. Но раньше он куда тщательнее прятал убитых — что правда, то правда.

— Народ беспокоится насчет того, что ты стал неаккуратен.

Да, умеет Изобель испортить настроение.

— Народ? Какой народ? — Уилл замечает, что ее пакостный братец Отто пялится на него, оторвавшись от трупа. — Ты хочешь сказать, что Отто предлагает вычеркнуть меня из списка?

— Ты должен быть осторожнее. Это все, что я хочу сказать. А то у всех нас будут из-за тебя неприятности.

Уилл пожимает плечами.

— Полиции плевать на списки, Изобель, — говорит он, хоть и знает, что это неправда. — Если бы они хотели меня схватить, они бы это сделали. Им все равно, кто чей друг.

Изобель строго смотрит на него, ни дать ни взять некровопьющая моралистка.

— Поверь мне. Гленни не все равно.

— Должен отметить, Изобель Чайлд, что наша интимная болтовня как-то изменилась.

Она ласково запускает пальцы ему в волосы.

— Я просто волнуюсь за тебя. Вот и все. А ты как будто хочешь, чтобы тебя схватили, или что-то в этом духе.

Изобель целует Уилла, а он тем временем размышляет, не укусить ли ее еще разок.

— Давай, — соблазнительно воркует она. — Выпей меня до дна.

Но эффект от ее крови тот же, что и пять минут назад. Нулевой.

— Эй, — нежно говорит она, снова гладя его по волосам. — Когда полетим в Париж? Ты мне уже сто лет обещаешь.

Париж.

Ну зачем ей было упоминать Париж? Теперь он может думать только о том, как целовался с Хелен на крыше музея д'Орсе.

— Нет. Только не Париж.

— Ну, полетим хоть куда-нибудь, — просит Изобель. Она явно беспокоится за него, как будто знает что-то, чего не знает он. — Пожалуйста. Куда угодно. Ты и я. Повеселимся. Можно вообще бросить эту поганую страну и пожить где-нибудь еще.

Уилл встает.

Он успел повидать весь мир. Он неделями жил на замерзшем нетронутом побережье озера Байкал в Сибири, напивался до потери пульса в сказочных кровавых борделях в старом Дубровнике, откисал в окутанных красным дымом курильнях в Лаосе, жил в люксе Дина Мартина в отеле «Белладжо» в Вегасе, лакомясь артистками. Он видел, как воздерживающиеся индусы смывали свои грехи в Ганге, отплясывал полуночное танго на проспектах Буэнос-Айреса. В Киото, в павильоне шогуна, он укусил девушку, переодетую в гейшу. Но сейчас ему не хотелось никуда, кроме Северного Йоркшира.

— В чем дело? Ты почти ничего не выпил. — Изобель касается пальцем быстро затягивающейся раны на шее.

— Просто нет аппетита сегодня, — отвечает Уилл. — И вообще, мне пора. Я на этих выходных в гостях у родственников.

Изобель, похоже, обиделась.

— Родственников? — переспрашивает она. — Каких еще родственников?

Уилл откликается не сразу. Не знает, поймет ли Изобель.

— Просто… у родственников.

И он уходит, оставив ее на мягкой бархатной подушке.

— Погоди, Уилл…

— Извини. Мне пора.

Уилл проскальзывает вниз по лестнице к гардеробу и покупает бутылку крови, вкус которой еще ощущает на языке.

— Она же наверху, — говорит сухопарый лысый гардеробщик, удивленный его выбором.

— Да, Дориан, я знаю, — отвечает Уилл. — Это для друга.

Среди многочисленного вампирского населения Манчестера об Уилле месяцами шли разговоры. Не особо приятные разговоры.

Раньше он пользовался большим уважением как образец неуловимого кровопийцы, умеющего выбрать правильную жертву и уйти безнаказанным. Теперь же он стал все чаще неоправданно рисковать, без нужды повышать ставки.

Началось все со взрослой студентки, жены полицейского детектива. Разумеется, тогда он выкрутился. Отдел по борьбе с безымянным хищником, официально несуществующее подразделение манчестерской полиции, подтасовал информацию, так что женщина считается пропавшей без вести, к тому же, даже несмотря на то, что инспектор собственными глазами видел гибель жены, ОББХ позаботился о том, чтобы никто не принимал его заявлений всерьез.

Тем не менее из-за действий Уилла старательно выстроенные отношения между полицией и вампирами — отношения, которые основывались на диалоге между ОББХ и манчестерской штаб-квартирой британского филиала Общества Шеридана (организации с нечеткой структурой, защищающей права вампиров) — затрещали по швам.

И все же какое-то время собратья-кровопийцы активно поддерживали Уилла, ни один не поддался на уговоры полиции его прикончить. Его талант заговаривать кровь вошел в легенды, а его глубокий анализ творчества поэтов-вампиров, таких как лорд Байрон и Элизабет Барретт Браунинг (работы Уилла Рэдли публиковались на черном рынке издательством «Кристабель Пресс»), высоко ценился членами Общества Шеридана.

Но после того, как Уилл уволился из Манчестерского университета, находить оправдания его поведению стало все сложнее. Он все больше охотился на улицах Манчестера. И хотя, как правило, имена его жертв просто пополняли списки пропавших без вести, одно их количество наводило ужас.

Судя по всему, у Уилла начались проблемы с психикой.

Разумеется, почти всем практикующим вампирам иногда доводится лишить жизни человека, но в целом они все-таки стараются поддерживать баланс между убийствами и безобидным употреблением крови других вампиров. В конце концов, по качеству вампирская кровь лучше, ее букет более сложный и яркий, чем у обычного, необращенного человека. А самое вкусное, как известно всякому вампиру-гурману, — это «Пино Руж», кровь обращенного в первые минуты после ритуала.