Наука в поисках Бога - Карл Эдвард Саган

Или: «Всякое тело сохраняет состояние прямолинейного и равномерного движения. Тело не обязательно двигать, чтобы оно продолжало двигаться. Как раз наоборот. Придет время, и вы поймете, что при отсутствии трения движущееся тело будет продолжать двигаться». Да, патриархи озадаченно чешут в затылке, но ведь это не кто-нибудь им говорит, а Бог. Поэтому они прилежно записывают, и в священном писании становится одной загадочной фразой больше. Эти загадочные фразы в неизменном виде доживут до наших дней, формулировки утратят загадочность, мы осознаем, что в те давние времена ни до чего такого еще не додумались, и сделаем вывод о существовании Бога.

Таких примеров можно придумать достаточно много. Как насчет заповеди «Не двигайся быстрее скорости света»? Да, нарушить ее ни у кого все равно не получилось бы при всем желании. Это была бы загадка: «Мы не знаем, о чем тут, но все остальные заповеди выполняем свято». Или «Не существует привилегированной системы отсчета». А если, допустим, уравнения? Законы Максвелла, записанные египетскими иероглифами, на древнекитайском, на древнееврейском… Все термины определены: «Это электрическое поле, это магнитное поле». Мы не знаем, что это, просто запишем как указано, а потом пройдет много времени, и надо же — смотрите-ка, это законы Максвелла или уравнение Шредингера. Столько разных вариантов — если бы Бог существовал и хотел предоставить нам свидетельство своего существования. Можно и что-нибудь из области биологии. Допустим, «тайна жизни хранится в паре завитых спиралью лент». Кто-нибудь скажет, что это как раз было — у древних греков с их кадуцеем. Да, в американской армии врачи носили кадуцей на лацкане, этот символ можно увидеть и в медицинских страховках. Он связан если не с существованием жизни, то по крайней мере с ее спасением. Однако крайне мало найдется людей, которые возьмутся утверждать, что истинная религия — это религия древних греков, поскольку у них имеется символ, выдерживающий последующую пристрастную критику.

Богу, если бы он захотел предоставить нам доказательства своего бытия, совершенно не обязательно ограничиваться одним этим несколько сомнительным способом — ставить древних мудрецов в тупик загадочными формулировками и надеяться, что изречения доживут до нужного момента. Он мог бы начертать десять заповедей на Луне. Крупно. По десять километров на заповедь. Чтобы невооруженным глазом с Земли никто прочитать не мог, но в один прекрасный день, когда изобретут большой телескоп или к Луне подлетит космический аппарат, надпись будет нам явлена. «Как она там появилась?» — удивятся люди. И начнут строить разные гипотезы, в большинстве своем чрезвычайно интересные.

Или можно, например, запустить стокилометровое распятие на земную орбиту. Богу это явно по силам. Вселенную создал? Создал. Что по сравнению с этим такая безделица, как закинуть распятие на орбиту? Пара пустяков. Почему Бог ничего такого не сделал? Или поставим вопрос иначе: почему Бог так откровенен в Библии и так скрытен в окружающем нас мире?

Мне кажется, это серьезный вопрос. Если мы, как склонно считать большинство великих богословов, полагаем, что религиозная истина возникает лишь при соответствии откровения нашим знаниям о природном мире, почему это соответствие настолько зыбко, когда его легко можно было бы сделать надежным и устойчивым?

Подытожить на этот раз я хочу цитатой из трактата «О богах» философа, жившего в V в. до н.э., Протагора:

«О богах я не могу знать, есть ли они, нет ли их и как они выглядят. Слишком многое препятствует такому знанию, считая в том числе и то, что богов никто нигде не видит».

Перенесемся на несколько сотен тысяч лет назад. Те, у кого получилось, продемонстрировали как раз те способности, в которых я на предыдущих лекциях сомневался, — однако давайте все же, не прибегая к реинкарнации, попробуем представить, в каких условиях обитал человеческий род большую часть своего пребывания на Земле. Это немаловажно для любой попытки разобраться в условиях нашего нынешнего существования.

Человеческое семейство насчитывает несколько миллионов лет от роду, человек как вид — около миллиона, хотя это неточно. Большую часть этого времени у нас не было ни современных технологий, ни современной социальной организации, ни современных религий. Однако наша эмоциональная предрасположенность усиленно закладывалась именно в те времена. Какими бы ни были тогда наши чувства, мысли и подходы к окружающему миру, они явно выигрывали в естественном отборе, судя по тому, как неплохо мы устроились в дальнейшем. На этой планете мы определенно занимаем господствующее положение среди организмов сходного размера. Среди более мелких доминирующими следует признать, скорее, жуков или бактерии, но по крайней мере в своей весовой категории мы вполне преуспеваем.

Какими же были наши тогдашние особенности и как нам это узнать? Один из способов — исследовать первобытные, живущие охотой и собирательством племена, которые кое-где еще встречаются на нашей планете. Это небольшие сообщества, ведущие тот образ жизни, который был присущ человеку до перехода к земледелию. Раз нам о них известно, значит, они так или иначе контактируют с нынешней глобальной цивилизацией, и из этого, в свою очередь, следует, что сохранять своей первобытный образ жизни им осталось недолго. Это воплощенная человеческая сущность. Их изучают целеустремленные антропологи, которые селятся в племени, учат язык, участвуют в допустимых для чужака делах общины, и у нас появляется возможность что-то о них узнать. Племена могут довольно сильно отличаться друг от друга, и область науки, которая ими занимается — культурная антропология, довольно обширна. Не могу назвать себя в ней специалистом, но мне повезло достаточно много общаться с рядом антропологов, работавших на переднем крае исследования таких племен. И мне кажется, накопленные ими знания могут сослужить хорошую службу в решении стоящей перед нами задачи.

Как я уже говорил, племена бывают разные — от абсолютно, на наш взгляд, бесчеловечных, до поразительно кротких, и я постараюсь дать представление и о тех, и о других.

Примером последних может служить племя кунг, проживающее в ботсванской пустыне Калахари. Сейчас представителей племени призывают в армию Южно-Африканской Республики, проводящей политику апартеида, поэтому самобытность культуры кунг непоправимо нарушена. Однако еще 20 лет назад ее активно изучали, и мы что-то о ней знаем.

Кунг — племя охотников-собирателей, и это по большому счету подразумевает, что мужчины охотятся, а женщины занимаются собирательством. Но если какое-то подобие гендерного разделения труда в племени имеется, то социальная иерархия практически отсутствует. Нельзя сказать, чтобы женщины подчинялись мужчинам. Да и в остальном, собственно, социальная иерархия себя никак не проявляет. Есть разделение труда. Это далеко не то же самое, что социальная иерархия. С детьми в племени обращаются ласково, участливо. И военных действий племя почти не ведет, хотя иногда у него возникают проблемы из-за недопонимания.