Ледяное сердце не болит - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А затем Савва Иваныч рассказал Полуянову о том компромате, который у него скопился на депутата Чубукова. Тот имел даже не двойное, а тройное гражданство (русское, израильское, американское), подделал свою биографию и скрыл пятилетнюю, по молодости, отсидку в тюрьме, а еще уклонялся от уплаты налогов и вывозил громадные деньги в офшоры.
– Подо все это документы есть, – пояснял мульмиллионер. – Документы точные, убийственные, ни у кого к ним претензий не будет. Можно было бы про Чубукова еще много чего рассказать, но не пойман – не вор, а тут он пойман, и если эти документы обнародовать, господина Чубукова из Госдумы точно попросят. А если мы еще по линии прокуратуры поднажмем, то в тюрьму его, мерзавца, посадим!..
Диме не понравилось тогда местоимение «мы», замелькавшее в речах Хариди (вроде бы он уже дал согласие), и тогда журналист спросил:
– А какова моя роль в этом деле?
– Как какая? – пожал плечами миллиардер. – Ты о нем статью в своей газете напишешь.
Впервые за все время обеда он, изысканно-вежливый, назвал Полуянова на «ты». Формально он, наверное, имел на это право: Диме тогда едва стукнуло четверть века, а его собеседник был как минимум в два раза старше. Однако «ты», возникшее именно сейчас, прозвучало так, словно Хариди уже купил журналиста.
– Сенсация будет, – продолжал олигарх. – Все статью читать станут и проклинать Чубукова, из депутатов его попросят.
– Я политической журналистикой не занимаюсь, – сделал отстраняющий жест Полуянов.
– Один раз можно исключение сделать, – проговорил богач, параллельно черкая своим «Монбланом» на салфетке цифру – 10 000.
– Скажите, а почему вы именно ко мне обратились? – уставился прямо в лицо Хариди журналист.
Статьи мне твои нравятся, – без паузы ответил миллионщик. – А живешь ты так, как будто ты не талант, не звезда, а обыкновенный писака. С Чубуковым дело пройдет – дальше будем вместе работать, ты богатым человеком станешь.
– Значит, это у вас такая благотворительность… – задумчиво протянул Дима. – Только, по-моему, я ее не заслуживаю.
– А сколько, по-твоему, ты заслуживаешь? – повернул разговор в свою сторону богач.
Полуянов придвинул к себе салфетку и своим незатейливым «Паркером» дорисовал к цифре два нолика: «1 000 000».
– Дороговато будет, – после паузы (словно он всерьез воспринял и обдумал предложение журналиста) покачал головой Хариди.
– А дешевле моя бессмертная душа не продается, – припечатал Дима, и ему самому понравилась эта фраза. Хм! «Дешевле моя бессмертная душа не продается». Хорошо сказано. Надо запомнить.
– Понимаю твою позицию, – развел руками Хариди. – И даже где-то ценю. Но знаешь, в чем между мной и тобой разница?
– Ну и в чем?
– Мне, конечно, нравятся твои статьи, и я очень благодарен, что ты уделил мне время, – с восточной цветистостью начал Хариди, – и я счастлив, что ты уделил мне столь много своего драгоценного времени. Но, знаешь: такой, как я, – один. А таких, как ты, журналистов, – много.
– Может, журналистов и много, – сказал Полуянов, протягивая через стол руку, – но я тоже – один такой. Благодарю за ужин и приятную беседу.
А спустя пять минут после того разговора Дима счищал снег со своей убогой «шестерки» и думал, что фраза о непродающейся бессмертной душе, конечно, прозвучала эффектно, но, чего там греха таить, десять тысяч «зеленых» ему отнюдь бы не помешали. Хотя бы для того, чтобы иномарку купить: хватит ему уже на этом советском убожестве ездить. Но… Хвататься за первое же предложение… Дело заключалось не только в совести, но и в цене. Полуянов считал, что от самой первой прозвучавшей суммы надо отказываться. Вон, даже надменный кот Бакс (процветавший тогда у еще живой мамочки), сколько бы ему ни положили в миску еды, всегда спервоначалу реагирует одинаково: отворачивается и начинает брезгливо загребать линолеум…
Однако никаких новых предложений от Хариди не последовало. Да Дима и не ждал их: постарался выбросить ужин с российско-греческим магнатом из головы, словно и не было его.
Однако спустя неделю он заглянул в кабинет ответственного секретаря – у того весь стол был завален материалами, планирующимися на ближайшие пару-тройку номеров. Пока говорил о чем-то с ответсеком, взгляд упал на заголовок одной из статей: «ДЕПУТАТСКАЯ НЕПРИКОСНОВЕННОСТЬ ДВАЖДЫ СУДИМОГО». Из текста, лежавшего вверх ногами, натренированный глаз Полуянова быстро выхватил знакомую фамилию: депутат Чубуков.
– Что это за заметка? – вскользь спросил Полуянов коллегу, похлопав по материалу.
– О, настоящая бомба! – воскликнул ответсек. – Факты – убойные. Казанцев притащил.
Казанцевым звался редактор отдела политики – человек не самый приятный, надменный и скользкий. К тому же писал он редко да скучно, словно бесконечную кашу пережевывал.
– Можно прочесть? Ответсек нахмурился:
– В газете прочтешь.
– Надо же нам, молодым журналистам, у зубров пера учиться. На живом, так сказать, примере. Я быстренько.
– Ну, тебя не переспоришь, – махнул рукой ответсек, – давай читай, только при мне.
Дима уселся на стул для посетителей и прямо в кабинете пробежал статью Казанцева. Набор фактов, направленных против депутата Чубукова, оказался ровно таким, как предлагал Полуянову за экзотическим ужином богач Хариди: тройное гражданство, неснятая судимость, офшорные счета…
– Под каждый факт Казанцев подложил документ, – заметил ответсек. – Стало быть, позиции газеты – бронебойные.
– Да, классная ябеда, – усмехнулся Полуянов.
– Классная – что, прости? – нахмурился ответственный секретарь.
– Читай Ожегова и Даля. Первоначально ябедами на Руси называли письменный донос.
– Хочут свою образованность показать, – ответил коллега цитатой из Чехова, – и всегда говорят о непонятном…
Дальнейшие действия Хариди никаких сомнений не вызывали. Потерпев афронт с Полуяновым, мультимиллионер на голубом глазу обратился к его коллеге Казанцеву. Интересно, водил ли он его в «Золотой дракон»? Или ограничился пельменной?..
Прав оказался олигарх: он со своим компроматом такой один – а журналистов много. И огромное их количество менее разборчиво, чем Дима. Или магнат предложил Казанцеву больше денег?.. Да нет, скорее даже меньше – видок у редактора отдела политики был такой обтруханный и ненасытный, что сразу становилось ясно: этот за гривенник удавится.
Сейчас Дима поступил бы с информацией, случайно добытой им в кабинете ответсека, иначе. Наверное, придержал бы ее: какой замечательный козырь в рукаве против нелюбимого редактора отдела! Во всяком случае, не стал бы действовать, как тогда – когда был он еще совсем молодым, горячим и режущим правду-матку наотмашь.