Полимерные крылья - Тимофей Царенко

В итоге Чёрт дал приказ отдыхать и я уперся домой.

А потом сел на пороге, навел светоприемник на наш маяк и стал читать чужую переписку. Потом подумал и считал информацию со всех видимых маяков. Появилась куча новостей, важных. И по уму, стоило сейчас трубить общий сбор и…

Хотя, собственно, чего можно сделать на ночь глядя? Совсем срочных новостей не оказалось. А вот сознаваться в том факте, что для меня не осталось в городе закрытых каналов, наверное, не следовало.

За такое могли и убить.

Разбудил меня Энтони, младший брат.

— Сай, Сай, вставай! — Энтони недавно исполнилось пять лет и он уже активно вливался в детскую банду.

Точнее, бандой они станут лет через пять, а сейчас это просто школьный класс, или типа того. Не знаю, как назвать правильно эту толпу детей, что круглые сутки тусят у пруда и периодически помогают взрослым.

— Чего тебе, мелкий, сколько щас время вообще? — отчаянно зеваю.

— Утро уже, Сай, тебя мама зовёт!

От такой новости я аж подпрыгнул.

— Что, где? — внутри все сжалось.

— Саймон, я тут! — голос мамы раздался с кухни.

Энтони ускакал из комнаты, а я стал одеваться. Одежда неприятно пахла потом и я натянул на себя футболку, которая, вообще-то, была размера на четыре больше. Интересно, откуда она у меня?

На кухне вкусно пахло выпечкой и шумно кипел чайник. А ещё там ходила мама. Высокая, статная. Длинная грива рыжих волос до бёдер. Тонкие «музыкальные» пальцы непрерывно касались чего-то.

С полными штанами адреналина я уселся за стол.

— Вижу, сынок, ты мне не рад, — мама прошла мимо меня и взлохматила волосы. У неё это очень ловко получалось, как причесала. Когда так делала Эльза в её руках оставался целый клок.

— Да нет, рад я…

— Сай, ты так и не научился толком врать. А я ведь тебя учила, — мама поставила на стол передо мной тарелку. Слоёная корзинка, в которой плавали грибы в сливках, и это все под сырной корочкой. В животе заурчало.

— Это манипуляция! Ты меня кормишь и я начинаю тебе больше доверять, — я мужественно боролся с желанием накинуться на пирог.

— Да, сынок, это именно манипуляция. И ты на неё уже поддался, — рядом с пирогом появилась большая кружка какао. По кухне поплыл густой аромат шоколада и сливок. — Но если хочешь, можем сразу перейти к угрозам. Я тут нашла кастрюлю с кашей. Думаю, её содержимым можно неплохо пытать.

Я покачал головой. А вот когда на стол легла таблетка регенератора, сдался. Проглотил таблетку, запил какао и стал поспешно впихивать в себя пирог.

Мама села напротив, положила подбородок на сцепленные пальцы и стала на меня смотреть. Была у неё такая привычка: наблюдать, как кто-то из детей ест.

— Я тебе ничего не скажу! — я отодвинул пустую тарелку и чашку.

— Саймон, ты меня разочаровываешь. С какого возраста я не вхожу в твою комнату без разрешения? — мама улыбнулась.

— Лет с… — пришлось крепко задуматься, — …с четырёх?

— Я хоть раз копалась в твоих вещах? Хоть раз лезла в твои отношения с другими ребятами?

— Да! Тогда, с Давидом! — это удалось припомнить сходу.

— Потому что вы с ребятами стали его травить. Делали ему больно, понимаешь?

— Он трус, балабол и вечно всем завидует, — я фыркнул, — а раньше это было ещё хуже. Он нас подставлял и…

— А теперь он твой верный друг. И выполняет любой твой приказ. Вы его вчера газом залили и в шкафу заперли. А он вас выгораживал.

— Ещё бы он… — я возмутился.

— Сай, ты забываешь, что любой из вас всегда может попросить поддержки от родных. И в этой поддержке никому не откажут. Задумайся, почему банда Листопад такая дружная? Мы научили вас сотрудничать. И вы эти знания применяете.

— Эльза вырвет пальцы пассатижами каждому, кто попробует предать! — я окончательно перестал понимать, о чем идёт разговор.

— А ещё она умудряется заботиться и знать о проблемах всех ребят. Думаешь она одна готова калечить предателей? И думаешь, это в других бандах хоть кого-то останавливает? — и снова улыбка.

— Мама, что ты от меня хочешь? — я поднялся из-за стола.

— Скажи, Саймон, почему мы не лезем в ваши дела? Почему члены банды всегда получают полную свободу? — мама подняла на меня голову.

Я неожиданно вспомнил, что она мне рассказывала про вербовку. «Займи положение ниже человека, пусть не чувствует от тебя угрозу». Угу. Накорми пирогом, налей какао. Я с раздражением сел на место.

Долорес на это только усмехнулась, а я поднял что меня только что форменно посадили одним взглядом. Я ощутил себя беспомощным и скрестил руки на груди.

— Лень? — озвучил я самую очевидную мысль.

В ответ получил одобрительную улыбку.

— Сынок, когда ребёнку два года, он не может понять, что я ему говорю. И если он хочет конфеты, я даю ребёнку конфеты. Просто потому, что это проще, чем долго и безрезультатно пытаться ему объяснить, что каша полезна для пищеварения. С вами та же беда: проще дать вам полную самостоятельность и учить жизни не раньше, чем вы будете способны наши слова воспринимать. Ты понимаешь, что я хочу тебе донести? — и ещё одна тёплая улыбка. Но меня все равно пробило холодным потом.

— Ты хочешь обозначить свой нейтралитет и даёшь понять, что вы типа хорошие и мудрые родители? — я хмыкнул. Натужно.

— Опыт все делает лучше. И воспитание детей. И секс, — мама неожиданно подмигнула, а я, кажется, покраснел. Лицо горело. — Но я о другом. Саймон, ты думаешь, что я пришла к тебе изрекать банальности? Поверь, я лучше с твоим отцом косячок раскурю, чем буду тут сидеть и играть роль хорошей матери. Я тут за другим. Ты готов слушать?

На это только киваю. В голосе Долорес звякнул металл и меня это почему-то успокоило. И я снова отметил, что Звёздочка вот как раз эту манеру у мамы успешно перенимала.

— В среднем, каждые четыре года очередное поколение бандитов организует себе самое большое приключение в жизни. Гормоны бьют в голову, мозг включается полностью, девственно чистый от ценного опыта, и весь этот коктейль ещё и стимуляторами полируется. И дальше обычно случается какая-то очень плохая история. Двадцать лет назад твой брат, Генри, со своими подельниками попробовал угнать коптер системы экологического контроля. Легальный коптер, который имеет доступ в любые зоны города. У них получилось. И теперь он, и ещё шестеро детишек в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет, валяются сейчас в анабиозе. И когда их разбудят, лет через сто пятьдесят, им физически будет больше тридцати, — мама перевела дыхание и сделала лоток чая.

— Я похож на идиота? — накатила обида. Меня тут прямым текстом признали кретином!