Этап - Константин Бояндин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Само собой, – кивнул Николаев, забрал у дяди Гоши записку с инструкциями и откланялся. Что-то вертелось в голове, про портфель. Черт, как туго соображается, отвык пользоваться мозгом в полную силу.
* * *
– Конечно, хочу! – обрадовалась Дарья. – Завтра, да? Маша, а ты?
– Конечно, поедем, – согласилась Мария. – Чего дома сидеть? Вон погода какая хорошая. Странно, – она прочитала «инструкции» от дяди Гоши. – Я одно помню – пока одна была, пыталась уехать куда-нибудь, и никогда не получалось. То автобусы не приходили, то поезда не ездили, то еще что-нибудь. А пешком пыталась – никого людей не было за городом, страшно становилось.
– Меня тоже не выпускали, – подтвердила Дарья. – Не всех выпускают. Но если ездить хотя бы вдвоем – куда угодно выпустят.
– Кто не выпускает? – не выдержал Николаев.
Девушки переглянулись.
– Неясно, кто, – вздохнула Мария. – Федя сказал, архивы будет пересылать. А нам надо будет их как-то в компьютер записывать, или как правильно говорить? У Феди много интересного записано, в том числе про поездки. Но вот такого опыта, как тебе посоветовали, я не ставила. Уже не терпится посмотреть! Нужен фотик, да? Тогда пошли, купим, еще не слишком поздно. Только я в них не разбираюсь.
* * *
Мария не разбиралась, зато разбиралась Дарья. Поначалу выглядело комично – ей пытались продать «детский», простенький, и только, когда спокойно и четко назвала, что должен уметь фотоаппарат, продавец сдался. С выражением неподдельного изумления на лице.
– Надоело, – насупилась Дарья уже на улице. – Все считают дурочкой. Дай сюда! – отняла вновь купленную «игрушку» у Марии и шла молча до самого дома. Только внутри, переодевшись в домашнее, и приготовив чай, перестала дуться.
– Я знаю, как я выгляжу, – она встретила взгляд Марии. – Все равно неприятно. Я когда-нибудь начну неприлично ругаться.
– Тут нас с Сергеем и оштрафуют, – вздохнула Мария. – Ну все, перестань дуться и показывай, что он умеет.
Ей нравится учить и объяснять, понял Николаев. Дарья тут же стала жизнерадостной и, как и просили, показала почти все, что умеет фотоаппарат. Во память!
– Ага, а вот этой штуковиной можно в компьютер копировать. Класс! Слушайте, значит, фото тоже можно так хранить, да?
– Не очень много, – вздохнула Дарья. – На мою карточку влезет не больше тысячи таких.
Мария присвистнула.
– Тысяча! А представь, будет десять карточек? А сто? Федя все время пытался придумать, как фото передавать. Портфели ведь не резиновые! А мы тут за три дня научились! Представляешь, что это значит? Но почему раньше не было компьютеров? Ведь парни про них сразу рассказывали. А мы еще прикалывались над ними.
– Через два конца света, как мы Валеру нашли, появились мобильники, – сообщила Дарья. – А компьютеры появились, как только дядю Сережу нашли. Вот! Я точно помню! В первый же день, когда с тетей Надей шли в квартиру, я увидела вывеску «Компьютеры». Тетя Надя мне и сказала, что нет компьютеров, мы это сто раз уже проверяли.
– Как интересно, – Мария посмотрела в глаза Сергея. – Федя говорил, чем больше людей из будущего, тем больше у нас тут будет этого будущего. Теперь четверо из двадцать первого века и шесть из двадцатого. Кстати, а ты знаешь, что дядя Гоша из царского рода? Да-да! Без дураков! Знаешь, когда он родился? В девятнадцатом веке еще! Слышал про лазское царство? Так вот, наш дядя Гоша прямой потомок одного из царей!
– Ничего себе, – совершенно искренне поразился Николаев. – То есть у нас три века, от девятнадцатого, до двадцать первого. А дирижабли такие строили в начале двадцатого...
– Какие дирижабли? – не поняла Дарья.
– Сережа пытается понять, откуда взялся наш дирижабль, – пояснила Мария. – Если честно, я уже не грею голову. Федя пояснил, что здесь кругом сочетается самое разное время, я и не стала особенно беспокоиться. Он и сам не все еще понял, теорий много, а как объяснить, неясно. Ну все, хватит бездельничать. Кто-то обещал меня учить, как документы записывать, и вообще.
* * *
Она пришла в половине двенадцатого. С Дарьей нужно было снова посидеть – снова ей было трудно засыпать. Самый первый конец света запоминается навсегда. А на ее глазах людей рвали когтями и зубами, и пили из них кровь. Теперь ни один фильм про вампиров Дарья смотреть не желала, даже если комедия. И все прочее, где хоть как-то обозначены вампиры. У меня были триффиды, думала Мария, прижавшись к Николаеву, слушая его дыхание и держа его за руку. Мерзкие твари, как я выжила, не понимаю. И мародеры. Наверное, я в тот день впервые и спасла, и убила человека, по-настоящему. Он сам бы меня убил, изнасиловал и убил, сам так и обещал – и ничего под рукой не было, только диски, и бросила один в него. Потом, когда перестало тошнить, проверила, что будет, если остальные два диска так же взять, и чуть себя же не пришибла, половина дома рухнула.
А потом я там устроила... сама не верила, что все происходит, сначала, но как увидела, что диски делают, поверила. То есть думала, что это глюк, накануне напилась – не передать, но проснулась такая бодрая, что решила: это сон. Выжигала этих тварей, а потом поняла, что они за людьми охотятся. И человек двадцать, наверное, спасла, и потом искали, где бы укрыться, потому что самыми страшными оказались не триффиды, а другие люди. Мародеры. Все вокруг погибало, а они грабили и убивали, у меня до сих пор в голове не укладывается. Мне теперь до сих пор ходить страшно мимо живых изгородей, ведь эта ходячая петрушка там и пряталась. И зелень покупать потом долго боялась, и есть ее, все надо мной смеялись. Потом уже книжку прочитала про день триффидов, и уснуть не смогла...
Она пришла и осталась, сама осталась. Я поняла теперь, почему ты сразу показался своим, думала Мария, и гладила его по щеке – он улыбался во сне, и хотелось смотреть на это, смотреть... Никогда не смеялся надо мной, слова плохого не сказал, делал, что просила без ненужных реплик, но и вертеть собой не позволял: если что-то решил – все, хоть я лопни, по-другому не будет. Я сама проверяла: и капризничала, и бесилась, и напрашивалась на грубости – и не было грубостей. Потом самой было стыдно. Черт, уже не помню, когда мне было стыдно последний раз! И слушал все, что я несла, и не пропускал мимо ушей. Однажды подумала, что просто не обращаешь внимания, Жора так меня слушал – потом спросишь что-нибудь, и видно – ничего не слышал. Слушал, но не слышал. А ты слышишь. И к себе в душу лишний раз лезть не даешь – и в мою не лезешь, и все равно я спокойно рассказывала такое, что никому, кроме Даши, может быть, и не говорила – и чувствовала, что понимают и смеяться не будут.
Она поняла, что он проснулся. По тому, как изменилось дыхание. Она легонько сжала его ладонь, и он уселся. И она уселась.
– Вот, – показала яблоко. Специально принесла с собой, в кармане халата, а потом положила под подушку. Такой от него был приятный аромат, голова кружилась.
– Это зачем? – он на самом деле удивился, и Мария тихонько рассмеялась, глядя ему в глаза.