Школа суперменов - Сергей Гайдуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Три непонятно где.
— То есть?
— Одна — это которая в Польше была.
— Точно. Теперь я про нее забыл. Так что там с ней?
— Она сегодня вечером должна приехать. Утром я собираюсь ее навестить.
— Утром... Это хорошо, — сказал Бондарев. — То есть у нас две под вопросом и три непонятно где. Ладно.
Он вдруг понял, что завтра утром, пока Белов будет вести милые беседы с вернувшейся из Польши Великановой, он будет все так же корпеть в архиве — и, скорее всего, без особого смысла.
— Знаешь что, — сказал Бондарев. — Завтра пойдем вместе к этой твоей девушке, которая из Польши. Для верности. Я посмотрю, как ты работаешь... И все такое.
— Ладно, — сказал Белов.
— Ладно, — сказал Бондарев и нехотя потянулся за ботинками.
Когда он на такси приехал в свою «Зарю», было уже одиннадцать вечера. Светильники в огромном холле не могли компенсировать отсутствие дневного света, поэтому здесь царил полумрак. Шаги Бондарева по мраморному полу отдавались гулким эхом, огни за стойкой администратора казались страшно далекими, и все это напоминало какую-то огромную пустую гробницу. Не хватало привидений или, на худой конец, мумии в дальнем углу.
По мере приближения к ярким лампам на администраторской стойке ощущение гигантского склепа исчезало, до слуха Бондарева стали доноситься голоса, писк телефонных звонков и даже далекая музыка со стороны ресторана. Привидения так и не появились.
Бондарев вошел в кабину лифта и уже протянул руку, чтобы нажать на кнопку, как вдруг услышал:
— Подождите, пожалуйста.
В лифт въехала тележка с чистым бельем, а вслед за ней в кабину протиснулся ссутулившийся мужчина в мятом белом халате. Он поднял на Бондарева усталые прищуренные глаза и заискивающе сказал:
— Большое спасибо.
— Не за что, — сказал Бондарев.
— Вам какой этаж?
— Третий, — сказал Бондарев.
— Чудесно. — Мужчина в мятом халате нажат кнопку "3" для Бондарева и кнопку "6" для себя. Потом вытянул руки по швам и улыбнулся. Улыбка выглядела чужеродным элементом на его утомленном, словно выжатом лице, кожу на которое, видимо, выделяли по строгому лимиту — она туго обтягивала череп, не позволяя никаких вольностей вроде отвислых щек или второго подбородка. Еще Бондарев обратил внимание на большие сильные руки, которые сжимали рукоять тележки с бельем.
— Разве для этого нет специального лифта? — спросил Бондарев, когда лифт пошел вверх.
— Есть, конечно, есть, — радостно отрапортовал мужчина. — Просто он сегодня сломался... Извините.
Бондарев никак не прореагировал. Мужчина между тем не сводил с Бондарева глаз и покусывал при этом губы, будто желая сказать что-то еще.
«Если он сейчас предложит мне жвачку, — подумал Бондарев. — То я его ударю. Из самозащиты. В конце концов, у меня был тяжелый день».
Но мужчина в мятом халате ничего не сказал. Будто прочитал мысли Бондарева. Или потому что не успел сформулировать свои мысли до того, как лифт пришел на третий этаж.
— Всего хорошего, — сказал мужчина с отработанным радушием, от которого у Бондарева мурашки по коже побежали. — Надеюсь, соседи сверху не будут вам мешать и сегодня вам удастся выспаться.
Бондарев не обернулся и продолжат идти по коридору, пока не услышал звук уходящей наверх кабины. Тогда он остановился, развернулся и пошел в сторону лестницы.
Потому что он жил на четвертом этаже.
В то же время Бондарев не был уверен, что подобными простыми уловками он сможет избавиться от внимания помятого человека с бельевой тележкой. Чем бы это внимание ни было вызвано.
На всякий случай Бондарев, заперев дверь, отцепил с дорожной сумки кожаный ремень и привязал его одним концом к ручке входной двери (открывавшейся в коридор), а другим концом к ручке ванной комнаты (открывавшейся внутрь).
Потом он еще немного подумал и прислонил к входной двери стул.
И только потом он лег спать.
Но уже через три с небольшим часа он проснулся. Причиной был осторожный металлический звук, доносившийся со стороны входной двери.
Как будто бы кто-то пытался открыть дверь.
Бондарев автоматическим движением вытащил из-под подушки пистолет, другую руку опустил на пол, под кровать, нашарил там глушитель, поднял и аккуратно навинтил на ствол.
Потом прислушался. У двери все было тихо. Бондарев положил пистолет на грудь и закрыл глаза.
Через десять минут что-то повернулось в замке, и Бондарев открыл глаза.
Поднял пистолет и вытянул руку в направлении двери. Звук снова прекратился.
Бондарев спустил ноги на пол, встал и на цыпочках пошел в сторону двери.
Он рукой нашарил выключатель на стене и зажег свет в ванной. Сквозь щель под дверью пробился свет, и Бондарев увидел: стул стоит на своем месте. Дверь закрыта.
Он также увидел, что ремень болтается на дверной ручке в ванную комнату. Потому что он перерезан у самого узла на своем противоположном конце.
Бондарев вытянул руку с пистолетом и пнул входную дверь — та немедленно открылась, потому что была не заперта. Стул с шумом вывалился в коридор.
Туда же выпрыгнул Бондарев, в майке, трусах и с пистолетом. Коридор был пуст.
Бондарев захлопнул за собой дверь и метнулся вправо, к лифту — тишина, кабины не двигаются. Он пробежался дальше и приоткрыл дверь на лестницу — тишина, никаких шагов.
Тогда он вернулся назад и остановился напротив небольшой двери в стене, за которой находилась ниша для хозяйственного инвентаря — пылесос, швабры, ведра и прочая ерунда.
Бондарев оценивающе посмотрел на эту дверь, потом пожал плечами, развернулся и пошел в сторону своего номера.
Но на полпути развернулся и выстрелил в дверь, целясь на полметра ниже верхней грани. Пуля пробила дверь с большим шумом, чем произвел сам выстрел.
Бондарев выждал несколько секунд, потом подошел к двери и дернул за ручку. Дверь не поддалась. Бондарев дернул еще несколько раз, но замок крепко держал дверь.
Бондарев прикинул, сколько выстрелов понадобится для уничтожения замка, представил утренние последствия и решил, что овчинка выделки не стоит. Небольшая дырка в двери — это одно. Выломанная дверь — совсем другое.
Вне зависимости от того, что там лежит за дверью. Или кто.
Бондарев вернулся в номер, зажег свет, тщательно обыскал все углы и только потом лег спать.
На этот раз никакие звуки не разбудили его. Или же это были такие звуки, которых слух Бондарева не уловил.
Потом у Мезенцева было время все это обдумать в спокойной обстановке — правильно он поступил или неправильно. И сколько бы он ни думал, он так и не находил нужного ответа. Восстанавливая в памяти события того странного и страшного дня в Дагомысе, Мезенцев терялся. Он не понимал своей роли, не понимал роли Генерала и не понимал роли Инги. Словно бы почва ушла у него из-под ног и не вернулась. И неизвестно теперь, что считать верхом, а что низом.