Почти цивилизованный Восток - Екатерина Лесина

- Чего выпялилась? – огрызнулась она, подобравшись.

- Ничего, - Эва потупилась. – Платье красивое.

Врать она не умела, но Кэти поверила. И подобрела.

- А то… у меня таких много. Померла Матушка, - она даже всхлипнула и слезу смахнула. Если бы Эва сама не видела, как умерла Матушка Гри, поверила бы в это показное горе. – Осиротели мы…

- Сочувствую, - выдавила Эва, отводя взгляд.

Сердце колотилось все сильнее.

- Ничего, - печаль Кэти ушла столь же быстро, как и появилась. – Я о тебе позабочусь. Не боись. Тебе же ж лучше. Или думаешь, Матушка доброю была? Это она умела, глядеться доброю. А на самом деле та еще сволочь. Вставай.

- Я стою.

- Идем, стало быть. Будешь много говорить, без языка останешься. Ясно?! – и тощие пальцы впились в щеки. – Мордочку твою… думаешь, хорошенькая? Я тоже хорошенькою была. И вот чего!

- Как… это произошло? – спросила Эва, когда её отпустили.

- Да… обыкновенно. Клиент один. Идиёт, - Кэти успокаивалась столь же быстро, как и впадала в ярость. – Идем, кому сказала… и гляди у меня!

Кулачок ткнулся в самый нос Эвы.

- Я боюсь, - призналась та и вздрогнула. – Я… боюсь.

Правда.

Чистая.

И Кэти кивнула.

- И пральна. Бойся. Целее будешь. Я-то вон когда еще страх потеряла… и что вышло? А ведь думалось, что наконец-то… ко мне люди ходили. Знаешь, какие люди?! Не знаешь! Тебе и не надо… главное, что не просто так. А с уваженьем. Один так и говорил. Что, мол, найму тебе, Кэти, учителей. Будешь стараться и ледью станешь. Дом куплю. Поселю…

Она вздохнула и мечтательно прикрыла глаза.

- Соврал? – осторожно поинтересовалась Эва.

- Ай… мужики… что с них взять-то. Одним местом думают… а которые нет, так тех надобно держаться подальше. Когда мне рожу-то попортили, мигом все сгинули. И сдохла бы я, если б не Мамаша… только она за свою помощь все-то, мною накопленное, забрала. Милосердница…

Идти оказалось недалеко.

Знакомый коридор.

Лестница.

И еще одна. Лестницы в доме были узкими, и по ним весьма вольно гуляли ветра. Сквозило. И пахло плесенью, а еще цветами, уродливые букеты которых грудились в коридоре.

- Нравятся? – поинтересовалась Кэти, пощупав плотные лепестки белой лилии. – Дорогущие! Но завтрева красота будет!

Она даже глаза прикрыла.

- Завтрева все переменится… а ты иди, иди, чего столпом встала-то?

Завтра?

Эва ведь сказала, что два дня еще… есть два дня! А уже, получается, завтра? И что ей делать? Как быть? Как… сказать… предупредить…

Проклятье!

- Мамашка лилии не любила, все-то ей покойницкими мнились. А смерти она боялась, - Кэти хихикнула. А Эве подумалось, что эта женщина куда более безумна, чем Виктория.

Тори хотя бы только в снах дотянуться пытается.

А тут…

- Давай, - Кэти распахнула дверь. – Заходи. Надобно тебя в порядок привесть, а то ж много не дадут.

- Д-дадут?

Эти комнаты, верно, когда-то были роскошны. И от былой роскоши остались вишневые панели на стенах и выцветший до грязного серого цвета бархат штор. Паркет, правда, давно не знавший воска, и потому посеревший, покрывшийся царапинами. Старый ковер походил на тряпку. Гобеленовая ткань козетки пошла рваными ранами, из которых выглядывали клочья спутанного конского волоса.

- А то… - Кэти толкнула в спину. – Не стой! Я тебе честно скажу… Мамаша, она бы врала, а я от как есть, так и скажу. На хрен ты своей родне не сдалась. Ни медяка за тебя не вернули.

Ложь.

Но… надо изобразить удивление. И ужас. Ужас, к слову, изображать несложно, потому что Эва как раз и пребывает в полнейшем ужасе.

- Ты же ж чего? Сбегла? Семью опозорила. Оскандалилась. А ежели вернешься, то кто поверит, что не порченая. И стало быть, отправят тебя в Бедлам. Бывала там?

- Нет.

- Жуть, - искренне сказала Кэти. – Жуткая. Лучше помереть, чем туда… но я ж чего, я ж тебе шанс дам.

- К-какой?

- Мужа найти. Чего? Вот поженишься взаправду, тогда и домой. К папеньке с маменькой. И с мужем. Небось, когда муж будет, то кто станет сплетни жевать?

Все.

Но Эва промолчала.

- Туточки у нас есть… у Мамаши… она, случалось, бралась девкам помогать. Не за так, само собой. Задарма и кошка не срет. А я не кошка, да… так от, есть люди, которые жену найти хотят. Чтоб и мордой хорошая была. И не только мордой. А еще невинная, да при этой… с предками…

- Родословной?

- Во-во. При ней самой. Ну и так, чтоб не больно гонорливая, а еще при даре. Сила-то магам надобна. От бессильной жены и дети такие же ж будут. Вот Матушка и помогала, искала девок, чтоб и с рожей, и с силой, и непорченные. А после ссылала приглашения, на погляд, стало быть. Ну и там торговали. Все по-честному. Этот, как его… кцион.

- Аукцион?

- Во! Кто больше даст, тому и бабу. И ныне тебя готовилась запродать. Только сказать не успела. Померла вдруг. Внезапно.

Интересно, что они с телом сделали. Или… или, пожалуй, Эва не желала знать.

- Так что завтра вечером будет у тебя шанс, девка. Цена твоя – долг, который Мамаша посчитала. Ежели найдутся те, кто заплатят, то и пойдешь ты… в замуж.

И снова ложь. Надо же, оказывается, не так сложно ложь видеть.

- А… если нет?

- Ну… иначей отработаешь. Что я, злыдня какая? – Кэти пожала плечами. – Но лучше тут шанс свой не проспи. Покажись. Улыбнись там. Повернись… чтоб у них у всех в штанах потеснело.

Эва поняла, что краснеет.

- Вона, пока тут оставлю. Помойся. Причешися. А то на благородную ты не больно-то похожая.

Это было обидно. Но обиду Эва придержала.

- Воду принесуть. И еще, - Кэти прищурилась, и в глазах её мелькнула тень безумия. – Сегодня вечером придет один… человечек. Побеседовать. Пожелал. Постарайся уж с ним… побеседовать.

Она выделила это слово.

- Я…

- Хороший человечек. При деньжатах. Понравишься – выкупит. А нет, тогда гляди… дело-то твое, но не вернешь долг так, вернешь иначей. Я ж говорила.

И улыбнулась. Широко. Так, что стало видно, что зубов у Кэти не хватает.

- Я… постараюсь.

- Вот и славненько.

- Только,