Леди, которая любила готовить - Екатерина Лесина

— Бери уже.

Жеребец протянул голову, а морковку взял аккуратно, но не удержался, дунул в руку и хмыкнул, когда человек руку не убрал.

Не испугался.

— Там, на лугу, и поспорила с местными… я почти своей была. И ездила так, что старые конюхи говорили, будто я в седле родилась. Не мне говорили, само собой, но дети многое слышат.

Представлять ее ребенком не получилось. То есть тем, который будет сбегать из дома и объезжать дикого коня. И уходить в ночное, хотя…

— Я в ночное любил. Костры жечь, и хлеб жарить.

— На веточках!

— Точно.

— А еще яблоки… для лошадей брали. У нас неподалеку дичка росла, — Василиса уже улыбалась, не стесняясь своей улыбки. — И мы обдирали ее начисто. Яблоки были кислющими, но лошади их любили. А морковку один раз красть пошли, но неудачно…

— Мы удачно. Правда, отец узнал, и я потом неделю сидеть не мог. Еще заставил взять деньги и отдать хозяину, за порчу.

Идти, держась за стремя, было легко. Более того, Демьян вдруг понял, что желал бы, чтобы тропа эта и дальше вилась, ползла песчаною змеей через лес. А с нею продолжалась бы и беседа.

— Сочувствую.

— Да ладно, заслужил, — он погладил теплую конскую шею, на которой блестела потемневшая от пота шерсть. — Нам и вправду забава… а вообще думал, что в кавалерию пойду, как отец.

— Не вышло?

— Не вышло. Конь нужен. Обмундирование. А откуда у вдовы деньги?

Он вовремя остановился, чтобы не сболтнуть, что в той же жандармерии ни коней, ни обмундирования не требовалось, свое выдавали. Да и платили мало меньше, чем кавалеристам.

И перспективы для одаренного открывались куда как большие.

— Но все равно коней люблю.

— Мои родители в Египте, — Василиса остановилась и глянула с сочувствием. — Уехали давно, почти сразу после рождения Александра. И возвращаться не спешат. Отец всегда историей увлекался, и матушка с ним тоже. Теперь вот гробницы фараонов копают. Уверены, что где-то там, в Долине Царей, еще есть неоткрытые, неисследованные захоронения[2].

Лес вдруг взял и закончился.

— Им там нравится… я как-то… навещала, — она слегка запнулась, точно не желая говорить о причинах той поездки. — Там очень жарко. И грязно. Люди… не такие. Суета постоянная, пыль… и как-то вот… понимаешь, что особо там не нужна. В Европе мне понравилось больше.

— Мне за границу выехать так и не довелось.

Не то, чтобы Демьян испытывал сожаления по этому вот поводу. До недавнего времени он вовсе и не думал о той самой загранице больше, нежели оно по работе требовалось.

— Австрия красива. Множество старых замков и деревеньки такие аккуратные, словно игрушечные. А еще похожи одна на одну до крайности. Во Франции, напротив, двух одинаковых не сыщешь. Зато в любой стране, в каждом трактире ли, в траттории ли, но обязательно будет свой особый тайный рецепт.

— Чего?

— Неважно, чего. Где-то хлеба, где-то похлебки или лукового супа… мяса, настойки, главное, чтобы тайный, — она улыбнулась и, махнув рукой на луг, от которого пахло зеленью, и запах был тяжелым, кисельно-густым. — Нам туда, уже недалеко осталось.

— У моей матушки тоже имелся особый рецепт.

— Чего?

— Свиных голяшек. Она их как-то так делала, что… — Демьян подавил слюну. Вот не стоило заговаривать о еде, определенно, не стоило. Завтрак был давно, да и не стал Демьян перед верховой прогулкой наедаться, а теперь время уж за полдень перевалило. — Вкусно, в общем.

— Я делаю томленые, с кислой капустой. Или вот в подливе, но тоже томленые. Можно в глиняных горшочках, с травами. Такие подавали в одном месте, в Венгрии. Я купила рецепт за двести рублей.

— Сколько?!

— Хорошие рецепты стоят дорого. Но… как-то вот… — Василиса наклонилась и погладила тяжелую кисть какого-то цветка. — В приличных домах к столу свиные голяшки не подают, даже если они очень вкусные.

Сказано это было с явным сожалением.

Парило.

Над лугом повисло марево раскаленного воздуха, и стоило сделать шаг, как Демьян едва не задохнулся, что от жара, что от запахов. Впрочем, притерпелся он довольно быстро, да и Хмурый встал, позволяя перевести дух.

Все же кони умные.

Умнее некоторых людей точно.

— Я вот любил… и пироги еще. Знаете, такие, которые с корочкой.

— Закрытые? — поинтересовалась Василиса.

— Да. Наверное. Я не очень разбираюсь, как оно называется, — Демьян сорвал лиловую кисть, к которой добавил еще одну, а потом и пару ромашек, и красные тяжелые головки клевера, выросшего на этом лугу вовсе огромным. — Главное, чтобы корочка хрустела. А внутри мясо.

— Только мясо?

— Ну… а с чем еще пироги бывают?

Букет складывался, может, весьма далекий от идеала, растрепанный, растопыривший хрупкие полупрозрачные грозди подмаренников, но пышный, живой.

Вот только…

Прилично ли будет?

— Тут скорее сложно сказать, с чем не бывают… с мясом тоже разные. С телятиной. Или с говядиной. Со свиными щеками и чесноком. С языком. С потрохами. Или вот с дичиной, но тут надо аккуратно, мясо резковатое и большею частью постное, поэтому часто получается сухим.

Василиса шла сквозь травы, и гневно жужжали потревоженные шмели. Где-то высоко, далеко раздался протяжный крик канюка.

— Но кроме мяса… есть с рыбой. И тоже с разной, с жирной или вот постной. Делают с крабами, но все больше не у нас. Или с ягодами. С травами. Например, со шпинатом.

Демьяна аж передернуло.

— На самом деле вкусно, хотя и не привычно. С капустой же вы пробовали наверняка.

— Так то с капустой, — возразил Демьян. Букет уже с трудом получалось удерживать. — А то со шпинатом.

Василиса рассмеялась.

— Вы прямо как мой брат. Он тоже признает только мясное. Или еще с сыром. Можно сразу с мясом и сыром, и побольше, что несказанно раздражает Марью. Она как раз оценила шпинат, хотя и не в пирогах. Пироги в салоне как-то… не идут, то ли дело тарталетки или песочные корзиночки.

Еще немного и Демьян на шпинат согласится, причем сырой.

Он молча протянул букет.

А Василиса приняла. И зарумянилась. И сказала очень тихо:

— Спасибо.

[1] Речь о войне 1812 года

[2] В 1922 г Говард Картер, английский археолог и египтолог в Долине Царей близ Луксора действительно найдет нетронутое захоронение, гробницу Тутанхамона.

Ей прежде дарили цветы.