Одесская сага. Нэцах - Юлия Артюхович (Верба)

Праздничный обед плавно перешел в ужин.

— Вы остаетесь у меня. Это не обсуждается, — Анька свободной рукой обняла Ксюху. Второй она весь вечер держала, не выпуская, ладошку Вани.

Ксеня покосилась на сестер в поисках поддержки:

— А может, все-таки к Женьке?

Женя подтвердила:

— У меня хотя бы кровати на всех и постельное белье есть.

Анька чуть не заплакала: — Нет, нет! У меня! Навсегда! Мой дом — это ваш дом. Я всем постелю, я в саду лягу. А завтра все купим! — И чуть тише добавила: — Не думайте, у меня деньги есть…

Действительно, после телеграммы из Хабаровска за те бесконечные дни ожидания встречи она купила и кровать, и матрас для Вани. От одежды и игрушек удержали сестры — мол, ты же роста и размера не знаешь. И правильно — Ванька вернулся с таким приданым от Ильинских, что хватило бы еще на десяток пацанов.

Сансаныч улыбнулся:

— Ксаночка, тут же море рядом. Давай погостим недельку, пока я ордер не получу.

— Никаких ордеров! Я тут вас пропишу! Это ваш дом. В полном распоряжении!

Лида кашлянула и, убедившись, что все на нее смотрят, внезапно выдала:

— Завтра приезжайте ко мне, — оценив округлившиеся глаза всех сестер, добавила: — Не жить, конечно. Я дам две кровати, — она подозрительно посмотрела на Ксеню, — или вы в одной спите? И приличный шкаф…

Женька с Ксеней коротко переглянулись. Женька чуть заметнула дернула бровью, Ксюха усмехнулась. Такой невиданной щедрости от Лидки никто не мог представить. А старшая Беззуб продолжала:

— Нас… Нас уплотнили. Из шести комнат осталось только две… Заберите мебель, пожалуйста. Она слишком дорогая для этих захватчиков. А я не могу пройти… И да, там еще шикарный тонетовский гарнитур…

Наивная и уже поплывшая от волнения и пары рюмок Анька искренне посочувствовала:

— Лидочка, бедная! Это тебя из-за ресторана при немцах, да? Ну и ладно! Зато хоть не посадили!

Женька сделала вид, что поперхнулась, а Ксеня, не стесняясь, расхохоталась, глядя на Лидку. О, если бы взглядом можно было сжечь, от той уже осталась бы горстка пепла…

Котька с прицепом

Из эвакуации Котька возвращался не один.

— Кому война — кому мать родна, — хмыкнет Лидка, когда узнает. Ее непутевый любвеобильный брат таки доигрался. Когда Женя откроет дверь, рядом с ним будет стоять суровая дородная женщина с высокими скулами и волевым командирским подбородком. Она держала за руки двух девочек — погодок лет двух-трех.

— А-а-а, бабский батальон, — не сдержавшись, заржала Женька. — Окрутили тебя таки, Котька? Ну, заходите!

После чая Котька, как всегда, смущаясь, расскажет свою незамысловатую и очень типичную для послевоенной Одессы историю.

Его комната в общаге, холостяцкая берлога аж в двенадцать квадратов, закрепленная за ним заводом и свежим ордером, была на удивление громкой — там надрывался патефон и была слышна женская ругань.

Котька удивленно оглянулся на жену и постучал в собственную дверь. Открыла деревенская, похоже, ни разу не мытая баба и, оглядев делегацию, вышла, прикрыв дверь и скрестив руки на раздутом животе.

Котька с ордером в руке оторопел. Он не умел ругаться с женщинами — он их просто любил без разбору. Но тут вмешалась его жена Зина:

— Так, я не пóняла? Это что такое?! Это наша комната! Вот ордер! А ну собрала вещи и вали отсюда!

Баба с животом даже не шелохнулась и гаркнула:

— Отравляйся сама, откуда приехала! Мы теперича тут живем! И бумаги все в порядке. Нам положено!

Зина пошла пятнами.

— Зиночка, умоляю, не волнуйся! Это какая-то ошибка! Напутали что-то в бумагах, — гладил ее по рукаву смущенный Котька.

Супруга отдернула руку:

— Пусть они теперь волнуются, — строго сказала. — Жизни вам здесь не будет! Это я гарантирую, мародеры! Хлам свой собрали! Быстро! Ты брюхом своим мне не тычь! — Это уже к бабе обращаясь. — Не велика доблесть — залететь. Вали в свой хлев, откуда вылезла! Не уйдете — я вам такой ад устрою — мало не покажется!..

Из коридора, прямо под туфельки Котькиной жены выкатился на лоточке, отталкиваясь деревяшками-«утюгами» от пола, пьяный в дым инвалид, безногий обрубок в гимнастерке с засаленным воротом. Обрубку, несмотря на шрамы и отчетливое беспробудное пьянство, было не больше тридцати. Гимнастерка юбочкой свисала с доски на колесиках.

— Ну, и что ты устроишь? Думаешь, я чего не видел? Отсюда, например, снизу, — он уставился на могучие бедра Зинки, — шикарный вид.

Зина не просто шла, а рассекала, как крейсер, весенний сладкий одесский воздух, выбивая туфлями облачка пыли. Вцепившись в ее шею обезьянкой, подпрыгивала на руке младшенькая Вика, сзади чуть не бежал Котька с чемоданом в одной руке и старшей трехлеткой в другой.

— Зинка! Ну подожди ты! Ну сегодня у сестры заночуем, а там разберемся, — умолял Котька.

— Ну и че ты сюда так рвался?! Голытьба!

Котька догнал и ласково погладил жену по крутой попе:

— Ну не гневи Бога, мы в Одессе — солнышко, тепло. У Женьки точно место есть. Да и Мельницкая в двух кварталах…

Женя была счастлива увидеть живого и здорового брата. А тем более наконец остепенившегося — с супругой да еще и с двумя детьми. Ее восторг поубавился, когда она узнала, что чемоданы при них — это не немедленная встреча, а все их пожитки и серьезная заявка на родительскую квартиру.

— А что, ты к управдому, или кто-там у вас комендант, ходил? Что про комнату-то говорят?

— Ну ты понимаешь, — Котька умильно улыбнулся и склонил голову набок, точно так же, как в детстве уговаривал маму на какие-то свои мальчишечьи интересы.

— Женька, ты понимаешь… Нам сказали подождать, сейчас нет ничего нам, надо пару недель… Максимум месяц перекантоваться… Мне некуда больше пойти. Прости, что приперся…

— И не смей извинятся! — за спиной Котьки внезапно появилась супруга. — Он имеет такие же права на эту квартиру, как и ты! Не жирно втроем в трех комнатах, когда брат на улице остался? Нам две положено! Нас больше!

Женя подняла тонкую бровь и, не глядя на Зинку, посмотрела на брата:

— Сочувствую. Ты где эту малахольную нашел? Или она тебя?

А потом снизошла до невестки:

— Значит, так, пришлым слово не давали. Веди себя прилично, или пойдешь на вокзал ночевать. Без мужа и детей. Я, пока ты в тылу отсиживалась, мужа похоронила и свекровь содержу. Кстати, забыла сказать — у меня туберкулез в открытой форме. Держись подальше, а то вдруг накашляю тебе в тарелку не ровен час, и подохнешь, моря не увидав. Сегодня девки идут спать к Нилке. Девочки к девочкам. Вы стелитесь в гостиной. Вовка идет ко мне. И я сильно надеюсь, что такому агройсен инженеру найдут жилплощадь в ближайшее время…