9 часов над Атлантикой - Виктория Валентиновна Мальцева

в облака. Судя по тому, как основательно он упёрся затылком в подголовник, и как расслаблены его руки, лежащие по обе стороны монитора, ушедшего «в сон», он находится в этой позе давно. Мне не видны его глаза, но очень хорошо плечи, и на них многотонный груз того, о чём он никогда не расскажет. Он из тех людей, кто всё носит в себе, и эта ноша отпечатывается во взгляде, неосознанной позе тела, когда они думают, что никто их не видит, мелких морщинах в уголках глаз. В ладонях и пальцах Лео сейчас можно увидеть усталость, и я понимаю, что общение с людьми вроде меня, Клэр, Кэрол и Магдалены для него не игра – это лекарство, способ отвлечься от всего, что гнетён наедине с собой.

– Чем ты зарабатываешь на жизнь? – внезапно спрашивает, не отрываясь от иллюминатора.

Он чувствует мой взгляд, но больше не собирает себя в образ успешного бизнесмена, и я понимаю, что делает сейчас редкое для себя исключение – позволяет мне видеть, что он не в порядке. И ему нужен человек, живой, умеющий думать, а главное, понимать. Он ни в чём не признается, не поделится, но даст почувствовать, что ему плохо, и если повезёт, он получит от меня немного нектара – человеческого тепла. Почему он решил, что именно у меня его можно получить? Вопрос.

– Я бухгалтер.

– Насколько серьёзный?

– Максимально.

Теперь он разворачивается и оживает:

– Что, есть даже CPA(СиПиЭй)2?

Я киваю головой:

– Весной защитилась, теперь я лицензированный финансовый специалист и могу открыть собственную компанию.

– Впервые встречаю несовершеннолетнего CPA! – скалится.

– Тебе сегодня везёт.

– Это действительно серьёзные достижения, поздравляю тебя.

Боже, он даже улыбается от радости за меня.

– На самом деле я растянула учёбу почти на девять лет.

– Почему так долго?

– Работала. Училась по вечерам после работы и на выходных. Брала в семестр максимум по два-три предмета. И так девять лет.

Его лицо становится серьёзным.

– Эта поездка – месяц в Европе – моя награда самой себе за выдержку и упорство.

Он снова кивает.

– Я думаю, ты заслужила больше, чем это. Родители не смогли поддержать?

– Я уже говорила тебе, Лео, что моя мать умерла, когда мне было десять. До шестнадцати лет я жила с отцом и сестрой, но семьи у меня не было.

– Да, ты сказала. Но сделала это так, будто пошутила. Я не поверил.

– Зря. Это правда.

– И то, что жила на улице, тоже?

– Тоже, – я не могу на него смотреть, но чувствую, что его взгляд пристален.

– Как это случилось?

Hound of Heaven · Endless Forms

– Это был День рождения, – вздыхаю. – Мой и сестры. Мы близнецы, вообще-то. Но не очень похожие. Я вернулась из школы и ждала их – отца и сестру – остатки своей семьи, однако они не пришли ни вечером, ни на следующий день. Квартира была оплачена только до конца месяца, но я прожила в ней ещё два – пока менеджер не пришла с угрозами. Пришлось уйти.

Решаюсь взглянуть на него и вижу нахмуренное лицо, он дышит чаще, чем следует.

– Что дальше? Если тебе сложно об этом рассказывать – не говори.

– Это странно, но мне не сложно. Я никогда и ни с кем об этом не говорила, кроме… моего терапевта. И у меня нет объяснений, почему сейчас разоткровенничалась с тобой. Может, мне это нужно?

– Нужно, – согласно кивает.

– Тяжелее всего было в первый день – улица с непривычки, город – неожиданно чужой, недружелюбный, безразличный, и ты – самое одинокое одиночество, потерянное в океане людей, которым до тебя нет дела. Ты завидуешь каждому, кто проходит мимо, у кого есть тёплый дом и близкие, и плачешь. Плачешь на всю свою жизнь наперёд, из-за всего, чему ещё только предстоит случиться. Потом появляется голод и попытки его утолить. Но с этим я разобралась быстро – убирала стулья с террас за ужин. Еда один раз в день – это вполне переносимо. Потом, позже, я уже знала все точки на карте города, где волонтёры раздавали еду. Я боялась бомжей и наркоманов из-за их вида и запаха, но бояться нужно было не их.

Я застываю на мгновение. Нет, это не буду ему рассказывать.

– Ночёвка – это было самым сложным. Город всегда испытывал дефицит сухого места, особенно ночью, когда народу улиц тоже нужен сон. Любая ниша, любой подвал – всё занято. В самом начале мне удавалось время от времени ходить по подружкам с ночёвками – о моём бомжевании люди догадались нескоро – я мылась в школьных душевых, стирала в платных прачечных и думала, что ничем не отличаюсь от остальных школьников. Я знала, что наркотики – это конец, и он будет быстрым – слишком много гниющих рук и ног было перед моими глазами ежедневно, поэтому не притрагивалась. Однажды я наткнулась на пятно сухой земли под стрелой, указывающей на северо-восток в Стэнли парке. Это было далековато от центра и мест, где раздавали еду, но зато у меня теперь была квартира с видом на залив! – нервно смеюсь.

Лео… во мне ты не найдёшь нектара, я сама его ищу и уже очень давно. Поверь, это большая редкость – искренне счастливые люди, готовые им делиться.

Лео… не будь таким трагичным и серьёзным, стряхни не свою тяжесть со своих плеч, это не твоя ноша.

– У меня был туристический спальный мешок – какой-то крутейшей фирмы, невероятно тёплый и непромокаемый – нашла в мусоре. Я подкладывала под него картон и не замерзала даже зимой. Только от ветра, но он бывает у нас не часто. Самый лучший картон, кстати, от ящиков из-под картошки – самый плотный и долго не раскисает. И потом, однажды я нашла в мусорном контейнере палатку. Ей не хватало осей, но и эту проблему удалось решить – представь, на мусорке можно найти абсолютно всё, что изобрело человечество. Но я до сих пор не поняла одного: зачем некоторые люди бросают туда игрушки? Не те, которые для взрослых, а которые для детей?

– Ты сказала, бояться нужно было не их. Чего нужно было бояться, Лея?

Значит, он всё-таки хочет знать.

– Мне пришлось поменять свою квартиру с видом на залив на угол среди бомжующих наркоманов в даунтауне после одного происшествия. Мне было семнадцать, но я теперь знала, что люди, находящиеся на дне, живущие не так и не тем, чем и как должны жить люди, окажутся безопасностью и… неким извращённым подобием семьи.