Смерть - плохая примета - Оксана Обухова

– Обижаешь, дядя Тихон, – оскалился тот.

– До точки доберешься?

– Ага.

– Тогда греби. Что делать – слышал. Да, пусть еще накормят.

Володя извивающейся походкой проскользнул мимо диванов и людей, подарил Марье плотоядный взгляд и скрылся из вида.

– Ну что ж, Рома, – вставая, сказал Тихон, – от судьбы не уйдешь, придется-таки тебе погостить, за ночевать… Пойдем.

Сергей, наблюдая за каждым движением тренера боксеров, одной рукой выдернул Машу из кресла.

– Ой, дяденька! – внезапно пропищала та. – Больно!

– Поосторожней, Сережа, поосторожней. Девочка нежная, а Рома нервный. Пошли, Роман Владимирович, отдохнешь с дороги.

Придерживая Игната за ворот, шароварник Андрюша поволок его к тяжелой деревянной двери под лестничным пролетом, подведя, отдернул в сторону, пропуская вперед главаря. Тихон снял с крючка два длинных ключа, продолжая ерничать:

– Хавку вам принесут. Посидите, о делах своих скорбных побалакаете… Там – ти-и-ихо. Никто не помешает.

Шароварник втолкнул Захряпина в раскрытую Шефом дверь и первым повел его по длинной не слишком крутой лестнице вниз. Следующим в подвал начал спускаться Савельев, подталкиваемый в спину Тихоном, Марья извивалась, приплясывала и скулила:

– Мне в туалет надо, мне в туалет надо, я от не рвов могу проблем наделать!

– Нишкни! – цыкнул Сергей. – Там все есть.

Лестница последней ступенью почти воткнулась в стену, все прошли через боковую арку и увидели непосредственно сам подвал: квадратный оштукатуренный бетонный короб с тремя дверями, возле одной из которых, чуть в стороне остановился Андрюша.

Тихон подошел к двери, отпер ее вторым ключом и сунул нос в небольшую каменную коробку с широкой лавкой в торце и дыркой туалета в полу.

– А что? – усмехнулся. – Вполне уютно. Или, Рома, девочку можно… наверху устроить?

Савельев на весь подвал скрипнул зубами.

Андрей втолкнул в глухую бетонированную коробку Захряпина, Сергей, подгоняя, подтолкнул Марью пинком, почти столкнув с Романом.

Савельев остановился, замер на пороге каземата. Посмотрел на отошедшего в сторону Шефа:

– Ты хорошо подумал, Тихон?

– Обижаешь. Я всегда хорошо думаю. И кстати, Рома, забыл предупредить. На моих боях смерть одного из противников –приветствуется.

Савельев мрачно поглядел на ухмыляющегося негодяя:

– Приветствуется или –обязательна?

– А это кому как повезет, Ромашка. Кому как карта ляжет.

– Так вот чем ты теперь занимаешься, Тихон? – медленно проговорил Роман. – На смерть ставишь?

– Чем круче зрелище, тем круче подъем! – весело объявил Тихон. – Подумай на досуге, нужно ли тебе, чтобы какой-нибудь отморозок черножо… тебе горло перегрыз? – И подмигнул Сергею: – А, Серый? Кусачий дьяволенок попался! Вон, Сереже чуть палец не отгрыз! – Хохотнул: – Но ты, Рома, конечно, супермен! Ты у нас любого черта обломаешь!

– А не боишься, Тихон, с чехами бодаться?

– Умный, да? – прищурился Шеф. – Шибко умный? Так вот, Рома, – подошел вплотную к Савельеву, – на завтрашний «разминочный» бой приедут особенные любители «чешского темного». Эксклюзив!

– А не страшно, Тиша, кровниками разжиться?

– А об этом тебе, Рома, в первую очередь беспокоиться нужно. Чертенок – твой. Или, – ухмыльнулся Сергею, – ты его. Как карта ляжет. Вдруг – загрызет?! А! Рома! Во подъем будет! Все ж на тебя поставят! – От жуткого, вызывающего дрожь веселья Тихон даже хлопнул себя по бокам в возбуждении. – Ну, ну, не дрейфь, брат. Чертенок тощий. Только зубы острые. – И протянул руку к камере жестом гостеприимного хозяина: – Прошу! Я, Рома, попозже к тебе спущусь. После ужина. Поговорим детально.

Савельев, так и не переступив порог камеры, в замешательстве оглянулся на подругу по несчастью.

Марья улыбнулась ободряюще – Роман оторопело мигнул – и…

Резко, сильно откинула голову назад, разбивая затылком нос и губы Сергея. Борец, все внимание которого было направлено на Романа, только хрюкнул, когда, согнутая в локте и придерживаемая еще левой рукой для усиления удара, правая рука Марии вошла ему под солнечное сплетение.

Большого урона этот удар не принес. Могучий живот выдержал бы и прямое попадание кузнечного молота. Сергей чуть охнул, слегка согнулся и тут же получил болезненный удар пяткой по лодыжке.

Время словно остановилось. Челюсть Романа медленно ползла вниз, Марья вертким ужом проскальзывала под удерживающей ее рукой борца, опадала вниз, утягивая за собой Сергея, которому досталось уже и коленом в пах…

Две фигуры – громадная мужская и хрупкая девичья – стремились к каменному полу. Марья утягивала Сергея, выскальзывала из тисков, борец, захлебываясь кровью из разбитого носа, рта, ломал Машу, как медведь.

Рука с пистолетом оказалась зажатой между двух тел, Мария налегала на пистолет всем корпусом, не позволяла стволу высунуться наружу – у Сергея не очень-то получалось одной рукой совладать с молча извивающейся дикой кошкой, но вот… Сжал, раздавил…

Выстрел!

Удар, смягченный плотным переплетением тел, прозвучал совсем не страшно. Марья и Сергей, как будто в замедленной киносъемке, мягко повалились на пол. И было непонятно – в кого попала пуля?!

Мария тихонько заскулила. Лежа почти на Сергее, провыла жалобно:

– Мне бо-о-ольно…

– Серый, ты чего? – оторопело склонился над телами Тихон и закрыл собой лежащих на полу людей от стоявшего с пистолетом наготове Андрея. – Ну что же ты наделал…

И тут Шефилов увидел, как из руки Марьи, откатившейся от Сергея чуть в сторону, вырос пистолет. Девушка держала его твердо в измазанных кровью пальцах и направляла ему в живот.

– Только дернись, – как будто даже попросила. – Только дернись. Дай мне шанс. – И немного высунув голову из-за бедра Тихона, Андрею, уже громче: – Ствол на землю! – Тот оторопело глядел Шефу в зад, и Маше пришлось опять поговорить с главарем: – Ну… чего заткнулся! – выглянула из-за Шефилова: – Считаю до трех! Раз…

– Андрюша, – тихо приказал так и не разогнувшийся Шеф, и в подвале тут же раздался звук падающего на бетон железа.

Невероятная картина: валяющийся на полу Сергей, огромное, набухающее кровью пятно на его футболке, ошалелая, перепачканная кровью дикарка с пистолетом в обеих вытянутых руках. (Держала умело – левой поддерживала правую под ладонь.) Спина Тихона как будто окостенела. Не разгибаясь, он по-вернулся назад – Савельев поднимал с пола второй пистолет.

– Ну вы даете… – проговорил чуть слышно, глядя уже на остановившиеся в недоумении глаза под ручного. Распрямился: – И что теперь?