Веселые и грустные истории про Машу и Ваню - Андрей Колесников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через два дня я выходил из квартиры, и Маша побежала прощаться со мной. Дверь была уже открыта.
– Маша, стой! – отчаянно крикнула Виолетта Аркадьевна. Маша в испуге замерла. – Сквозняк! – крикнула гувернантка.
Прозвучало как «ложись!».
Маша испуганно прижалась ко мне, потом повернулась к ней и вдруг спокойно и отчетливо произнесла:
– Да погодите вы.
И она аккуратно и, я бы сказал, демонстративно не торопясь, поцеловала меня в щеку.
Прошли еще два дня. Сцена прощания повторилась. Маша, стоя у порога, повторяла одно и то же:
– Папа, я знаешь чего хочу?.. Я хочу… Я знаю, чего я хочу…
И я знал, чего она хочет. Она хотела, чтобы я принес ей жвачки «Хубба-бубба». Это было очевидно. И она не решалась произнести контрольное слово «Хубба-бубба», потому что остерегалась наткнуться на отказ. Она понимала, что ее шансы – 50 на 50. Ну, 70 на 30. Ну хорошо, 80 на 20. Но эти 20 процентов она все-таки учитывала.
– Папа, я знаешь чего хочу… – начала она опять, и тут Виолетта Аркадьевна перебила ее:
– Ну скажи, скажи мне, чего ты хочешь!
Маша повернулась к ней и так же неторопливо, как два дня назад, произнесла (не сказала, а именно произнесла):
– Я хочу, чтобы вы больше к нам ни-ког-да не приходили!
Она с таким наслаждением произнесла это «ни-ког-да!», что я понял: моя девочка настрадалась.
– Почему? – оторопела Виолетта Аркадьевна.
– Маша, принести тебе жвачки? – как можно быстрее спросил я.
– Спасибо, папа! – уткнулась дочь в мой живот. По виду Виолетты Аркадьевны я видел, что она тоже с удовольствием бы это сделала. Только еще бы разрыдалась.
Глубокой ночью я отвозил эту бедную женщину домой. Дорогой она рассказывала, что лет 20 тому назад у нее уже был личный водитель. Но и этот рассказ не мог убить жалости, которую я испытывал к ней. Мою жалость к ней убила одна ее фраза.
– Вы знаете, – сказала она, – Ванечка – очень добрый мальчик!
Она демонстративно хвалила Ваню. То есть она до сих пор находилась под впечатлением этого Машиного «ни-ког-да!». Отомстить она решила мне. И я не был уверен, что она не попытается отомстить Маше.
Еще через день я услышал, как Ваня поет гувернантке песню. Это была следующая песня:
К нам пришла бабуля,
Розовая бабуля,
С детками играет,
Громко-громко лает: «Ав, ав!»
– Разве я так разговариваю, Ваня? – с болью в голосе переспрашивала Виолетта Аркадьевна.
– Да-да, – отвечал мальчик, и мне кажется, я слышал, как доверчиво он хлопает своими длинными ресницами.
Как-то няня встретила меня уже со слезами на глазах.
– Почему меня Ванечка все время грозит убить? – спросила Виолетта Аркадьевна.
– Он шутит, – пробормотал я.
– Нет, он, по-моему, серьезно. Губы ее дрожали.
Я пообещал поговорить с Ваней. Надо было, наверное, и правда поговорить. Тогда бы он, может, хотя бы реже пел ей эту песню. А так – я как-то услышал из детской комнаты отчаянное:
– Ваня, я не хочу больше слышать эту песню! Я так больше не могу! Ты что, других песен не знаешь?! – молила Виолетта Аркадьевна.
И он тут же спел ей другую. Это была песня следующего содержания:
Вот пришел я на базар
И бабульку вам продам.
Налетайте, покупайте,
Очень дешево отдам! Вам!
Я думал, она сама попросит ее рассчитать. Но она молчала и делала свое дело. Она пыталась готовить еду не только детям, но и нам, а я под благовидным предлогом отказывался. Я не мог заставить себя есть еду, приготовленную ее руками. Это было выше моих сил. Я не понимал, как мои дети-то питались этими сырниками.
– Папа, мне неприятно видеть ее и неприятно ее слышать, – сказала мне наконец Маша.
– И мне, и мне! – обрадованно закричал Ваня. Хорошо, что у них хватило ума сказать это не ей. Это сказал ей я. Другими словами, конечно.
– За что? – спросила она.
Я молчал.
– За что?! – переспросила она.
Так переспрашивают близкого друга, с которым вместе вырос, потом 20 лет не виделся, потом как-то встретил его, босого, на улице и через два дня поделился с ним своим бизнесом, а еще через год он лишил тебя опциона. Так переспрашивают предателя.
Я молчал. Я знал, что во всем виноват я.
А почему я-то во всем виноват?
Ну, не Маша же с Ваней.
Дети готовы к встрече Нового года. Они во всеоружии. Составлен список подарков. Он получился большим. Можно даже сказать, что он чудовищно, неправдоподобно большой. Вот как это вышло.
Маше очень нужна ванночка для куклы, бэби-берна Кати. Катя – очень умная девочка. Она практически все понимает не хуже Маши с Ваней, а что-то – совсем как я. Имеет все, что есть у Маши, Вани и у меня: квартира, в которой есть кухня, туалет, стол, стулья… Все для бэби-берна, все во имя бэби-берна. У нее нет только ванночки. Маша давно хочет приобрести для Кати эту ванночку. Но вот странное дело: ванночки для бэби-бернов гораздо меньше, чем сами бэби-берны. Катя при всем желании не смогла бы лежать в такой ванночке. Она и сидеть-то могла бы, только скрючившись в три погибели.
Поэтому у Маши вся надежда на Деда Мороза. У него, по идее, должны быть ванночки любого размера. Но Алена не хочет, чтобы Маша просила у Деда Мороза эту ванночку. В нее же придется наливать воду, и дело обязательно закончится тем, что мы, разумеется, зальем соседей. Поэтому Алена убеждает Машу, что Катя может прожить и без ванночки. Разговор получается трудным. Аргументов у Алены все время не хватает. То есть Алена говорит:
– Зачем Кате ванночка?
– Как зачем? – удивляется Маша. – Катя же должна быть чистой. Ты же купаешься, мама.
– Да, – неуверенно говорит Алена. – Но давай лучше купим шкафчик для бэби-берна. У Кати же нет шкафчика.
– Да, точно, нет! – ликует Маша. – Но я и в магазине шкафчика не видела. Как ты думаешь, Дед Мороз может достать?
– Я думаю, да, – вспоминая, видела ли она сама хоть раз этот шкафчик, говорит Алена. – Это же все-таки Дед Мороз.
– Договорились, – говорит Маша. – А ванночку принесет Дед Мороз? Ванночка очень нужна.
– Маша, ты же знаешь, что это за ванночка. Кате будет холодно сидеть в ней. Это не ванночка. Это горшок какой-то.
– Ну ладно, – озабоченно говорит Маша, – я уточню в письме Деду Морозу, чтобы он прислал большую ванночку. Мама, не забудь напомнить.
– Так шкафчик-то берем? – теряет терпение Алена.