Твой ход - Дания Аувэст

— Уже иду! — Крикнул я ей в ответ. И уже Ярославу:

-Что ты несешь?!

Этот паразит тянул время, и за каждую минут мне придется объясняться перед мамой. Может, мне тоже ей какой-нибудь глупый вопрос задать? Авось прокатит.

— Поцелуй, Мирослава, таким образом он заставил девушку распахнуть глаза. Все тебе нужно объяснять.

— И что? — Не понимала я его. — Я рада, что ты так любишь сказки (истинный романтик!), но какое это имеет отношение к ситуации?

— Поцелуй меня, и тогда я покину твою комнату. — Спокойно пояснил Яр неразумной мне.

— Да!.. — С дуру заорала я, но сообразила, что за дверью стоит разъярённая мать и снизила голос до шёпота. — Да ты сдурел.

— Что ты там делаешь, Мирослава!? — Натерпелось прорваться моей маме в комнату.

— Время, куколка. — Подмигнул мне Яр с раздражающей, но, мать ее, сексуальной улыбкой на лице.

Он загнал меня в безвыходное положение, и мне оставалось только покориться.

Хотя я совру, если скажу, что не хочу попробовать эти губы на вкус. То есть стереть эту кривую ухмылку с его лица, пусть даже таким образом.

Увидь бы меня кто-нибудь со стороны, ни за чтобы не подумал, что я собираюсь отдать свой первый поцелуй (тот чмок не считался) в качестве откупа. С таким кровожадным лицом скорее можно было бы подумать, что я иду делать харакири одному гаду.

С упорством танка я подошла к Яру, схватила его лицо, "мило" улыбнулась и прижалась к губам в уме представляя, как этот гад от моего поцелуя упадёт замертво, а потом время отмотается на несколько дней, и я успею свалить к деду. Эх мечты-мечты. Это же не сериал в конце концов.

Наш поцелуй был и не поцелуем вовсе, я планировала банальный чмок и никак не ожидала, что это все перерастет в нечто большее.

А оно переросло! Не успела я отстраниться, Яр сам прижал меня к себе и не позволил отстраниться. Что-то происходило. Сначала он играл с моей губой, посасывая, а потом, когда я резко выдохнула и вытаращила глаза, воспользовался моментом и проник ко мне в рот своим языком. Я офигела, но так просто не сдалась и кинулась на передовую, схлестнувшись в битве с его языком своим. Эта было так жарко, волнующе и сладко. Ага, с утречка, с нечищеными зубами. Но Яру было на это все равно, а я была слишком поглощена нашим с ним жарким сражением.

В какой-то момент я застонала (глаза сомкнулись уже давным-давно) и схватилась за его шею своими холодными руками. От этого по телу парня побежали мурашки.

Внезапно сграбастав меня в охапку, Яр сжал меня в таких сильных объятиях, словно хотел сродниться с со мной и не отпускать никогда. Ну мне так показалось.

— Что здесь происходит? — Услышала я голос моего отца.

Это стало тем, что заставило вернуться в реальность. Помогло вспомнить, кем являюсь я и кто такой Яр, что он мне сделал.

Оттолкнув от себя не особо сопротивляющегося парня, я демонстративно вытерла рот рукой.

— Ты мерзок. — Откровенно врала я, врала самой себе и ему. — Уходи сейчас же! Я выполнила все, что ты хотел, даже сверх меры!

Смотреть на него я не хотела, поэтому отвернулась от него.

До боли закусила губу, пытаясь удержать слезы.

— Твоя дочь заперлась и не открывает! — Жаловалась за дверью мама отцу.

— И поэтому ты подняла весь дом на уши? — Грозно спросил отец маму. — Мирослава, открой! — Было сказано уже мне.

Я, пригладив волосы в попытке привести себя в порядок, вздохнула и повернула замок. За Ярослава я не волновалась, он ушёл, бесшумно, словно его здесь и не было.

Дверь открылась и в комнату вошёл мой отец, следом за ним ворвалась мама.

— Что за цирк ты устроила?! — Завопила моя мать.

— Ольга, ты единственная, кто продолжает строить из себя клоуна, успокойся и покинь комнату. Я сам поговорю с Мирой. — Отец глянул на багровую маму своим коронным взглядом: «Заморожу всё и вся!» и та отступила. Покорно опустив голову, мама из-под бровей наградила меня обвинительным взглядом и вылетела и комнаты, демонстративно захлопнув за собой дверь.

— Объяснись! — Холодно потребовал отец.

Я скуксилась под его взглядом. Цвет глаз я унаследовала от отца, только вот если по моим можно было прочитать многое, то в его была пустота, покрытая коркой льда. В детстве в них плескались эмоции, я помню, как он смотрел на меня с любовь. Но в один момент его взгляд потух, утратив тот свет, что освещал мне путь. Он словно застыл. И больнее всего то, что я знала, как он может любить, знала, что потеряла.

— Прости. — Промямлила я, зная, что не смогу объясниться перед ним, убедить в своей правоте.

— Сначала поясни причину такого поведения, потом извиняйся, и не передо мной.

Смяв пижамные шорты в кулаки и набрав побольше воздуха в лёгкие, выдала как на духу.

— Я поставила будильник на 6:30, но мама решила сама меня разбудить в 5:40. Я не смогла так рано встать, ты же знаешь, как тяжело я встаю по утрам.

Я сама не понимала, почему не могла посмотреть в глаза своему отцу. Вина в этом происшествии в большей степени лежала на моей матери, но я не исключаю и свою. Надо было встать и сказать матери, что не желаю вставать ни свет ни заря, и в вполне способна успеть собраться за тридцать минут до выхода.

— Ясно. — Коротко сказал мой отец. От такого краткого и лаконичного ответа, вместо нагоняя с его стороны, я опешили и подняла глаза, уставившись на него во все глаза.

— Мирослава, перед тем как отправиться в поход, принесешь извинение всем жителям этого дома. Матери тоже. — Отец развернулся; он уже был с иголочки одет, полностью готов к походу, хоть до выхода ещё оставалось сорок минут.

Когда я уже думала, что он, наконец, покинет мою комнату, отец внезапно остановился около двери и, обернувшись, сказал:

— И Перед Ярославом не забудь извиниться, я проверю. — И покинул комнату, тихо закрыв дверь.

А я осталась стоять, обескураженная, полностью выбитая из клеи его словами.

Я понимала его. Понимала, почему он хотел, чтобы я извинилась перед всем домом: мамин ор вполне мог перебудить тех, кто, как и я, любит поспать. Но извиняться перед этим шантажистом? Да это он должен передо мой на коленях ползать!

Мало мне стать его рабыней, теперь ещё и приносить покорные и честные извинения, ведь я уверена, мой отец точно устроит Ярославу допрос, где вызнает все подробности моего покаяния.

Иногда я, действительно, ненавидела свою семью. Потом, правда, я понимала, что эти люди произвели меня на свет, вкладывали в меня множество сил и денег, чтобы вырастить меня такой, какой я сейчас являюсь. Нашу семью, конечно, вряд ли можно назвать счастливой и любящей, но у нас есть те жалкие крупицы фальшивого счастья, чего нету у большинства семей нашей страны.