Восемь - Кэтрин Нэвилл

Здесь, всего в пятнадцати верстах от Петербурга, на деревьях еще держались пожухлые листья и крестьяне до сих пор работали в полях, хотя снег уже лежал толстым слоем на соломенных крышах домов.

Аббатиса сидела, откинувшись на груду мехов, и смотрела, как мимо проносятся деревни. Было уже четвертое ноября по юлианскому календарю, принятому в Европе. Страшно подумать: ровно год и семь месяцев прошли с того дня, когда она решила извлечь шахматы Монглана из тайника, в котором они пролежали тысячу лет.

Здесь же, в России, где время считали по григорианскому календарю, было еще только двадцать третье октября. Россия вообще во многом отстает от Европы, думала аббатиса. Страна со своим собственным календарем, религией и культурой. Обычаи и одежда вот этих крестьян, работающих на окрестных полях, не менялись веками. Грубо вылепленные лица с темными русскими глазами поворачивались вслед саням — лица невежественных людей, до сих пор верных древним примитивным суевериям и ритуалам. Руки с распухшими суставами держали те же самые кирки и ковыряли ту же замерзшую землю, что и предки этих крестьян тысячу лет назад. Несмотря на указы Петра I, они до сих пор носили длинные нестриженые волосы и черные бороды, заправляя их концы под овчинные безрукавки.

Въезд в Санкт-Петербург пролегал через снежные просторы. Возница в белой ливрее императорской гвардии, расшитой золотым галуном, стоял в санях, широко расставив ноги, и погонял тройку. Когда они въехали в город, аббатиса заметила сверкающий снег на куполах, возвышавшихся над Невой. Дети катались по льду, там же, несмотря на зимнее время, были раскинуты пестрые палатки коробейников. Грязные дворняги поднимали лай вслед проезжающим мимо саням. Маленькие светловолосые детишки с грязными лицами бежали за прохожими, выпрашивая копеечку. Возница все погонял лошадей.

Когда они пересекли замерзшую реку, аббатиса достигла конечной цели своего путешествия и теперь теребила покров, который везла с собой. Она дотронулась до четок и произнесла короткую молитву. Аббатиса чувствовала тяжелый груз ответственности, который лежал на ее плечах. Она, и только она, должна была отдать могущественную силу в праведные руки, которые защитят ее от жадности и амбиций. Аббатиса знала, что такова ее миссия, что для того она и появилась на свет. Всю жизнь она ждала, когда придет время исполнить это предназначение.

Сегодня, после пятидесятилетней разлуки, она вновь увидит подругу своего детства. Она вспоминала молоденькую девушку, так сильно похожую на Валентину, светловолосую и хрупкую, болезненного ребенка, маленькую Софию Анхальт-Цербстскую — подругу, о которой аббатиса помнила столько лет, о которой думала с любовью, которой писала чуть ли не каждый месяц, поверяя ей свои взрослые тайны. Несмотря на прошедшее время, аббатиса до сих пор помнила Софию как золотоволосую девочку, бегающую за бабочками по двору родительского дома в Померании.

Тройка наконец пересекла реку и приблизилась к Зимнему дворцу, и тут сердце аббатисы на мгновение сдавил страх. Облако набежало на солнце. Она не знала, каким человеком стала ее подруга и защитница, которая давно перестала быть маленькой Софией из Померании. Всей Европе она была известна теперь как российская императрица Екатерина Великая.

Екатерина Великая, императрица всея Руси, сидела за туалетным столиком и смотрела в зеркало. Ей исполнилось шестьдесят два года, была она ниже среднего роста, полная, с высоким благородным лбом и тяжелым подбородком. Ее ледяные синие глаза, обычно полные жизни, этим утром были серыми и тусклыми, веки опухли и покраснели от пролитых слез. Две недели провела она затворницей в своих покоях, отказываясь встречаться даже с родными. За стенами царских апартаментов двор также пребывал в трауре. Двумя неделями раньше, двенадцатого октября, во дворец принесли черную весть: князь Потемкин умер.

Потемкин, который возвел Екатерину на российский трон. Потемкин, который когда-то вручил ей кисточку с эфеса своего меча, чтобы она приколола ее на платье, усадил на белого коня, и она повела мятежных гвардейцев, чтоб свергнуть с царского престола ее мужа. Потемкин, который был ее любовником, ее министром, генералом ее армии и наперсником. Потемкин, которого она называла «мой единственный муж». Потемкин, который на треть расширил ее империю, раздвинул границы до Черного и Каспийского морей. И вот теперь он мертв.

Он умер по дороге в Николаев, гнусной, собачьей смертью. Умер оттого, что ел слишком много фазанов и куропаток, объедался окороками и салом, пил слишком много кваса, пива и клюквенного ликера. Умер оттого, что ублажал слишком много пухленьких дворянок, которые следовали за ним, словно маркитантки, ожидающие крошек с его стола. Он промотал пятьдесят миллионов рублей на прекрасные дворцы, ценные украшения, французское шампанское, но при этом он сделал Екатерину самой могущественной женщиной в мире.

Фрейлины молча порхали вокруг нее, словно бабочки, напудривая ее волосы и завязывая ленты на туфлях. Она стояла, а фрейлины накинули ей на плечи бархатную серую мантию, надели регалии, которые она всегда носила при дворе: кресты Святой Екатерины, Святого Владимира, Святого Александра Невского, ленты Святого Андрея и Святого Георгия украшали ее грудь вместе с тяжелыми золотыми медалями. Екатерина расправила плечи, демонстрируя великолепную осанку, и вышла из своих покоев.

Сегодня впервые за десять дней она появится перед придворными. В сопровождении личного телохранителя она зашагала по длинным коридорам Зимнего дворца, мимо шеренг гвардейцев, мимо окон, за которыми несколько лет назад ее корабли готовились отправиться по Неве к морю, чтобы встретиться там со шведским флотом, уже выстроенным для атаки на Санкт-Петербург. Екатерина задумчиво смотрела на город за окнами.

Вскоре ей предстоит увидеть ее двор, это сборище подлецов, которые называют себя дипломатами и придворными. Они сговаривались против нее, планировали ее низвержение. Ее собственный сын задумал цареубийство. Но теперь в Петербург приехала одна персона, которая могла спасти ее. Женщина, у которой в руках была сила, потерянная Екатериной после смерти Потемкина. Именно этим утром прибыла в Петербург ее подруга детства, Элен де Рок, аббатиса Монглана.

После недолгого пребывания на виду Екатерина рука об руку с ее нынешним любовником Платоном Зубовым вернулась в свои личные апартаменты. Аббатиса уже ждала ее в обществе родного брата Платона, Валерия. Она поднялась, увидев императрицу, пересекла комнату и обняла ее.

Подвижная для ее лет и тонкая, как высохший тростник, аббатиса светилась от радости под взглядом подруги. После жарких объятий аббатиса бросила взгляд на Платона Зубова. Одетый в небесно-голубой сюртук и обтягивающие лосины, он был так увешан медалями, что казалось странным, как он не падает под их тяжестью. Платон был молод, обладал приятными, нежными чертами. Невозможно было ошибиться в его роли при дворе: во время беседы с аббатисой Екатерина не отпускала его руку.

— Элен, как часто я мечтала о твоем приезде! Даже не верится, что ты наконец здесь. Господь услышал мои молитвы и привел ко мне подругу детства.

Она сделала знак аббатисе, разрешая той сесть в большое удобное кресло, сама же села рядом. Платон и Валерий встали за их спинами.