Иллюстрированная история суеверий и волшебства - Альфред Леман

Это испытание ко времени процессов о ведьмах было преобразовано: лицу, обвиняемому в чарах, крестообразно связывали руки и ноги, т. е. большой палец правой ноги связывали с большим пальцем левой руки и большой палец левой ноги — с большим пальцем правой руки; затем голого бросали в воду. Если человек шел ко дну, его признавали невинным; это было основано на том, что вода, освященная перед этим святыми обрядами, не приняла бы виновного.

Этих примеров достаточно, чтобы показать, как древние языческие обычаи изменились в христианское время и как они находили себе повсеместное применение. Можно бы, конечно, привести еще множество примеров этого рода; выше уже упоминалось, что процессы против призраков, бывшие в языческой Исландии, являются прообразом бывших в христианские Средние века процессов против вредных животных и т. п.; но, конечно, здесь не может быть и речи о полном изложении всех относящихся сюда фактов.

Мы ограничимся лишь тем, что несколькими примерами осветим ход этого развития.

Из приведенного достаточно ясно, что даже католическое духовенство иногда облекало в христианские формы древнеязыческие обычаи; поэтому нет ничего удивительного в том, что и более обширные слои народа тоже усердно пользовались этими приемами. Языческие формулы волшебства получили христианский отпечаток и затем применялись совершенно так же, как и раньше. Так, например, существует старинный заговор, происходящий из Норвегии, против перелома ноги у лошади. Невозможно сомневаться в том, что этот заговор есть простое видоизменение языческого, волшебного заговора, настолько велико его сходство с соответствующей вышеупомянутой мерзебургской формулой.

Христос раз ехал очень скоро,

Его молодая лошадь сломала себе ногу,

Иисус сошел и исцелил ее:

Он приложил мозг к мозгу

Кость к кости, мясо к мясу,

Затем прикрыл листом,

И все пришло в порядок.

Подобным образом в течение всех Средних веков и до наших дней сохранилось в низших классах народа древнее искусство чародейства как европейского, так и азиатского происхождения; только таким образом оно и могло сохраниться, так как церковь уже давно, как мы видели выше, считала языческую магию за дьявольскую и преследовала наравне с ересью и идолопоклонством.

Но если вера в могущество чародейства сохранилась в народе и среди низшего невежественного духовенства, то высшие церковные власти с течением времени пришли к другим заключениям. В 785 году на Падерборнском синоде состоялось такое постановление: «Кто ослепленный дьяволом, подобно язычнику, будет верить, что кто-либо может быть ведьмой и на основании этого сожжет ее, тот подлежит смертной казни». Следовательно, в то время считалось достойным наказания не чародейство, а вера в него. Это постановление было утверждено Карлом Великим и в течение следующих столетий служило указанием для франкской церкви при всех обвинениях в ведовстве. Еще яснее выступает взгляд церкви на ведовство в так называемом анкарском каноне Episcopi, составленном в 906 году. В этом каноне епископам было приказано энергично бороться в своих общинах с верою в возможность демонического чародейства и ночных сношений с демонами, а всех, кто продолжал этому верить, исключать из церковного общения. Это постановление оставалось в силе до конца XIII века; пока оно существовало, конечно, нелегко было поднять обвинение в ведовстве, во всяком случае это обвинение было всего опаснее для самого обвинителя. Однако многочисленные магические формулы, дошедшие до нашего времени преимущественно путем устной передачи, ясно доказывают, что, несмотря на такие постановления, невежественная масса не отказалась от веры в чародейство. Но вера в древнее языческое волшебство, признаваемое церковью за исходящее от дьявола, а равно и знание его, естественно, с течением времени должны были исчезнуть. Несмотря на это церковь впоследствии считала необходимым наказывать такие действия смертью на костре, но это было вызвано вовсе не процветанием черной магии; напротив, имеющиеся сведения указывают на то, что она почти совсем исчезла. Скорее здесь действовала другая причина. Чтоб указать ее, мы должны бросить взгляд на более раннюю эпоху.

В первые времена христианства, когда общины были еще малы, а их молитвы и братские трапезы должны были совершаться в тайных местах, против них постоянно подымались обвинения со стороны язычников. Христиане изображались людьми отчаянными, избегающими дневного света, состоящими из подонков простонародья и легковерных женщин, которые осмеивают все святое и состоят в заговоре против всех других людей. Утверждали, что на своих ночных собраниях они употребляют пищу, не свойственную людям, что они презирают все священные обычаи и что их богослужение не есть культ, а прямо нечестие. Они называют себя братьями и сестрами, но позорят эти священные имена самым отвратительным блудом. Они боготворят ослиную голову и еще худшие вещи. Особенно мрачными красками описывались церемонии принятия новых членов. Их ставили будто бы перед сосудом, в котором лежал ребенок, покрытый мукой; и они должны были несколько раз воткнуть острие оружия в муку и, таким образом, убить ребенка. Затем кровь выпивалась, а труп уничтожался; благодаря этой человеческой жертве, в которой принимал участие каждый вновь принимаемый, все были вынуждены хранить тайну как соучастники преступления.

Разумеется, все эти обвинения были совершенно ни на чем не основаны. Никто не мог знать об этом лучше самих христиан. Но как только христианство распространилось и повсеместно было признано, то сами христиане начали возводить подобные же обвинения на других христиан. Если возникала секта, отклонявшаяся от общего учения церкви в самых ничтожных пунктах, хотя бы даже только в том, что более строго наблюдала церковное благочиние и требовала от своих членов более чистого образа жизни, чем какой был у всех христиан, то такую секту вскоре обвиняли в ереси и на нее возводили вышесказанные обвинения. В древнейшую эпоху к ним присоединялось еще обвинение в дьявольской магии. Разные секты, маркиане, монтанисты, манихеи и прискиллиане постоянно возникали и вновь исчезали, причем каждый раз повторялось то же самое. Впрочем, эти обвинения, кажется, только в одном случае имели серьезные последствия, именно казнь прискиллиан в 385 году. Вообще же в течение первого тысячелетия сектантство выступало так редко и имело столь незначительное распространение, что церковь легко справлялась с ним, не прибегая к суровым мерам.

Иначе представляется дело в последующую эпоху. Во всем христианском мире признавалось, что то тысячелетнее царство Христово на земле, о котором было возвещено в Откровении св. Иоанна, относилось к существующей церкви, поэтому приблизительно в 1000 году ждали гибели мира, а так как ничего такого не случилось, то вера в авторитет католицизма была сильно поколеблена. Так как притом нельзя было не видеть различных злоупотреблений в католической церкви, то в начале XI века возникли в разных странах секты, которые не хотели иметь ничего общего с католицизмом и его запятнанным учением, и поэтому сами себя они называли катарами, т. е. чистыми. Эти секты приобретали себе повсюду большое число приверженцев в Италии, Франции и Германии; у них были свои собственные епископы и они угрожали сделаться крайне опасными для католической церкви. Так как катары приписывали дьяволу большую силу и думали, что истинное христианское учение искажено его влиянием, то их прямо обвиняли в поклонении дьяволу, и естественно, что против них поднялись также старинные обвинения еретиков. Поэтому во многих странах почти одновременно началось жестокое преследование катаров, и многие из них находили свою смерть на костре (Ketzer, еретик = Katharer).