Девушка за спиной - Илья Казаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Однако, – сказал друг с интересом.
Дама стала оживленно тереть тело, не сняв лифчик с трусами. Делала она это с такой скоростью, что казалось – она хочет добыть огонь, не иначе.
– Люцифер! – застонала в полный голос эта спелая вишенка. – Я призываю тебя! Приди, Люцифер!
Пудель подбежал, встал на задние лапы, прижался к ее ноге и заработал телом со скоростью швейной машинки. Дама его отталкивала, у нее не получалось.
Я подумал, что пудель здесь не случайно. Что сценарист был начитанный. Хотел еще что-то подумать, но не успел. Что-то хлопнуло, повалил дым. И из-под дивана вылез голый кудрявый юноша. Очень худой и очень застенчивый.
– О!!! – застонала предпенсионная дама в экстазе. – Ты пришел!
Она упала с кресла и поползла к юноше на коленях. Тот стоял в позе стыдливого купальщика и отворачивал лицо от камеры.
Дама оторвала его руки от чресел и застонала еще громче.
– Какой же он у тебя! – закричала она. – О, какой же он огромный!
Он был так себе. Маленький и сморщенный.
– Начинается! – шумела она. – Начинается!
Пудель, бегающий кругам, теперь обнял ногу юноши и завибрировал с прежним усердием. Тот пытался его стряхнуть, дама продолжала извиваться.
Изображение начало гаснуть. Экран стал черным, и на нем загорелась надпись: «Кинокомпания „Интим-ТВ“ представляет фильм года». Опять все почернело, а затем мы увидели новый титр: «Оргия сатанистов в Хабаровске».
Друг встал, вынул кассету, выключил телевизор.
– Пятьдесят рублей, – сказал он. – Козлы.
У Сережи была мечта. Прекрасная и невинная.
Я мечтал о домике на море, яхте и легкости бытия. Другой наш друг – выиграть в лотерею миллион долларов. Еще один – вести политическую программу на телевидении. Он был пожарным, и ему безумно нравилась Татьяна Миткова. Никакой иной возможности покорить ее он не видел.
А Сережа хотел уметь играть на рояле. Но так, чтобы не учиться, а сразу уметь – в один миг. И чтобы никто об это не знал, до поры до времени.
– Почему на рояле-то? – спросил я однажды.
Он стал одухотворенным, представляя. Ответил:
– Вот смотри, будет какой-то вечер. Много народа. Все расфуфыренные.
– Новогодний корпоратив? – уточнил я.
– Например. Разные артисты. Меладзе там, Лепс. Валерия. Они поют, но не со сцены, а ходят по залу, между столиками. Приглашают кого-то потанцевать с собой. Или подпеть в микрофон.
– Ты «Голубых огоньков» пересмотрел, – сказал цинично Никита. – И подсознательно эту картинку транслируешь. Себе в мозг, а теперь еще и нас зомбировать пробуешь.
– Ну и что? – спросил Сережа с вызовом. – Хоть «Голубой огонек», хоть не голубой. Главное что? Атмосфера праздника.
– Так. – Никита наклонился к нему. – И что дальше? Встал ты из-за стола, подпел Валерии. Она, даже может, ручку обнаженную тебе на плечо положила и такт по спине отбивает: раз-два-три. А Пригожин за столиком улыбается, но на всякий случай ножик поближе к себе подвинул. Потом песня кончилась, она ушла. Оставив тебе самое светлое воспоминание твоей жизни. Чтобы было что на смертном одре вспомнить.
Сережа посмотрел на него. Снисходительно.
– Я понял. Ты идеальный средний человек. У тебя всё – исключительно по стандартам общества. Жена, работа, дача, отпуск в Турции, рыбалка, футбол. Кроссворды, блин!
– А у тебя? – спросил я.
– А у меня чистая страница вместо всего этого, – объяснил он. – Чистая. Не страница из учебника по жизни для средней школы, как у него. А такая, где пиши что хочешь.
– Скорее, что сможешь, – заметил я, стараясь произнести это по возможности деликатнее.
– Прав! – согласился Сережа. – Абсолютно. Поэтому и хочу сделать все, что от меня зависит. Чтобы не как у всех было, а только как у меня.
– Но вот ты найдешь момент, – сказал Никита. – Сядешь за рояль на празднике. Будешь плохо играть – заметят. Хорошо – никто не заметит. В чем мотив?
Глаза у него были светлые-светлые. И смотрели они на нас чуть ли не с мольбой о помощи.
– Мне Вика нравится, – признался Сережа. – Я когда ее вижу, холодею.
– Почему? – спросил я.
Он задумался.
– Она красивая. Умная. – Подумал еще и подытожил: – Она аристократка.
– Аристократка, – произнес Никита это слово так, словно пробовал его на вкус. – Она аристократка, а ты нет.
– А я нет, – согласился он.
– Кем она у вас работает? – спросил я.
– Помощница руководителя.
– Личная секретарша?
– Ну да.
Я подумал с минуту. Спросил:
– А шефа ты боишься?
– В смысле?
– В прямом. Тебе страшно, что он на тебя накричит или уволит?
– Нет, – пожал он плечами.
– У нее какая машина? – поинтересовался я.
– «Вольво», маленькая такая, двухдверная.
– А сумка?
– Что сумка? – удивился Сережа.
– Какая сумка? «Луи Виттон»?
– Не знаю, – сказал он. – Какая разница?
– Не скажи, – усмехнулся я. – Вырастешь – поймешь.
– Очки носит? – спросил Никита. – А волосы в пучок укладывает? И колготки со стрелками, а юбка чуть выше колен и такая… Плотно обхватывающая ноги?
– Да пошел ты! – обиделся Сережа. – Что ты ко мне со своими порнофантазиями лезешь! Она хорошая утонченная девушка. С тремя языками. Очки носит. И юбка чуть выше колен. Но в ней блядства ни на грамм.
– Блядства ни на грамм, – повторил Никита, смакуя это определение, как хороший дижестив.
– Так ты на рояле хочешь для нее сыграть? – уточнил я. – Или для аудитории? Чтобы не только она, но и все тобой восторгались – и она этот восторг почувствовала?
– Тонко, – восхитился Никита.
Сережа напряженно думал.
– Наверное, для нее, – сказал он медленно. – Она такая… Мне кажется, ей все равно – восторгаются другие кем-то или нет. Главное – что она чувствует.
– На тебя как она реагирует? – спросил я.
– Да никак. Здоровается.
– Ты с ней шутил? Пытался?
– Пытался.
– А она?
– Улыбается. Вежливо.
– И всё?
– И всё.
– Поужинать после работы приглашал?
Сережа вспылил. Завелся.
– Да как я ее приглашу, если она на каждое мое слово – улыбается, и все?