Большая реставрация обеда - Иржи Грошек

Мерзкое животное застряло в воротах и даже не думало двигаться с места. Однако утро было прекрасное, и я не хотел начинать новый день с мордобоя.

– Уважаемая свинья! – произнес я. – Не препятствуйте этому путешествию! Потому что нас ожидают великие литературные открытия!

– Да-а-а… – посочувствовал мне трактирщик. – Трудно жить образованному человеку… Эдак мы до вечера простоим, беседуя со свиньей! Дайте-ка я с ней по-свойски потолкую.

Но тут Вендулка, опередив трактирщика, врезала важной свинье промеж глаз, отчего та взвизгнула и поспешно освободила дорогу. Ну что за злобные твари эти переписчицы!

– То-то же! – одобрительно молвил трактирщик. – Всяк свинья знай свое корыто! А бисер надо метать перед пастырем, потому что паства бисера не понимает! Иной раз в трактире говоришь-говоришь пьянице, мол, что же ты дебоширишь в общественном заведении, скотина безмозглая?! И все без толку! А как дашь по башке бутылкой – паства мигом приходит в чувство.

Под эти наставления мы вышли с постоялого двора и продолжили свой путь по дороге, что, как я думал, вела к монастырю. Однако трактирщик махнул на нее рукой и свернул на тропинку.

– Пойдем через лес, – пояснил он. – Это намного короче и безопаснее.

– Мне так не кажется, – заметил я.

– Вы просто не знаете здешних мест! – пожал плечами трактирщик. – А в монастырь по дороге нынче никто не ходит, чтобы не встретить мою свояченицу.

– Да разве она разбойник?! – с удивлением воскликнул я.

– Хуже! – подтвердил трактирщик. – Сидит себе на лавочке и поджидает какого-нибудь растяпу. А как увидит, что человек заблудился, кланяется ему и говорит: «Доброго времени суток, странствующий рыцарь! Куда путь держишь?!» А голос у свояченицы сладкий, хоть на булку намазывай и по праздникам ешь. «Заходи, благородный юноша, в дом, – предлагает свояченица. – Отдохни с дороги, пилигрим несчастный!» А там уж и стол накрыт, и кровать постелена. Ну, человек расслабится и шагает к гадюке в апартаменты.

А дальше у них начинается свистопляска! То есть пляшет моя свояченица, а пилигрим только посвистывает, словно испорченная волынка. Потому что любовь проходит через десять минут, желание пропадает спустя полчаса, а женские фантазии никогда не кончаются. Просто с первыми петухами в них наступает временное затишье.

Вот рано утром выводит моя свояченица этого пилигрима обратно на дорогу и говорит напоследок: «Ты, мил человек, отползай потихоньку от моего дома! Не вводи лишний раз во искушение! А как очухаешься, поставь в церкви свечку за упокой души Корнелия Трималхиона! И не вздумай меня обмануть! Где хочешь найду, и тогда позабавимся по-настоящему!»

– И что же здесь плохого? – усмехнулась Вендулка.

– Корнелий Трималхион – это я, – пояснил трактирщик. – И, как видите, нахожусь в добром здравии! А свояченица вводит людей в заблуждение, чтобы меня отпевали по всей Италии. Может быть, с вашей точки зрения, здесь и нет ничего плохого, а мне неприятно. Вот поэтому раз в неделю я ношу в монастырь продукты, чтобы монахи закусывали и усердно молились за здравие Корнелия Трималхиона! Так сказать, для равновесия!

Мы с Вендулкой невольно расхохотались.

– Зря смеетесь, – обиделся трактирщик. – Тут плакать надо.

Однако не встретил никакого понимания с нашей стороны. Потому что его история со свояченицей не могла опечалить даже очень сострадательного человека.

– А в чем причина такой антипатии? – спросила Вендулка.

– Личная неприязнь, – вздохнул трактирщик. – Это самое необъяснимое чувство! Например, у быка личная неприязнь к красному цвету, а у моей свояченицы – ко всему, что связано с трактиром. Ведь он приносит доход, а это раздражает!

Здесь трактирщик решил, что сказал больше, чем следует, и мы с Вендулкой стали ему неприятны. Во всяком случае, он поспешил от нас отделаться и зашагал по тропинке с удвоенной скоростью.

– О-хо-хонюшки-хо-хо! – стонал на бегу трактирщик. – Силы небесные! Содом и Гоморра! И куда только смотрит святая инквизиция?!

Но мы с Вендулкой не отставали, потому что не хотели блуждать по лесу без провожатого. Тогда трактирщик внезапно остановился и заявил, что дальше не пойдет. Ни за какие коврижки!

– А что случилось? – уточнил я.

– Они еще спрашивают! – горестно запричитал трактирщик. – Безумные и слепые! Глухие и бесноватые! Мы тащимся в мужской монастырь с бабой – вот что случилось! А это есть неслыханное святотатство!

Здесь трактирщик указал на Вендулку пальцем, как будто только что обнаружил это прискорбное обстоятельство.

– Мне не нравится слово «баба», – невозмутимо заметила Вендулка. – И лучше его не использовать.

– А что будет?! – амбициозно воскликнул трактирщик и тут же получил от Вендулки по шее. Но у него хватило ума не вступать с ней в драку, а спрятаться за ближайшим деревом. – Боженька все видит! – вякнул оттуда трактирщик. – Что я пострадал за правду!

Конечно, у нас имелось рекомендательное письмо от кардинала Орсини, которое мне надлежало вручить отцу-настоятелю, но посвящать неугомонного трактирщика во все перипетии этого деликатного дела я не собирался.

– Выходи, – сказал я трактирщику. – И не бойся Божьего гнева! С отцом-настоятелем мы договоримся.

– Я не могу, – откликнулся трактирщик. – Вначале договоритесь со своей бабой!

– Да что же это за наказание?! – возмутилась Вендулка. – Еще раз назовешь меня бабой – накостыляю как следует!

– Вот-вот! – подтвердил трактирщик. – А мы люди темные и не понимаем, как обращаться к тому, кто в юбке.

– Подбери синоним! – посоветовал я.

В ответ послышался хруст валежника, и трактирщик, соблюдая все меры предосторожности, вышел из-за дерева.

– Спасибо за совет, – раскланялся он, пряча за спиной дубину. – Синоним подобрал.

Вот и разговаривай после этого с трактирщиками!

– Синоним – это близкое по значению слово, – пояснил я.

– А вдруг оно тоже не понравится?! – возразил трактирщик. – А крепкая палка понадежней любого синонима будет. Ибо сказано: «Глаголом жечь сердца людей и окультуривать дубиной!»

Это заявление удивило меня до невозможности, словно я встретил медведя, который шел по лесу и декламировал «Илиаду» Гомера.

– Довольно странно, – заметил я, – слышать подобные речи от вашей милости!

– Мой род занятий слабоумию не помеха, – самодовольно усмехнулся трактирщик. – А постоялый двор – это кладезь премудрости. Хочешь не хочешь, а что-нибудь да прилипнет!

Казалось, трактирщик остался доволен произведенным на нас впечатлением и с гордостью хлопнул себя по пузу.

– Теперь мы можем двигаться дальше? – уточнил я.

– Нет, – покачал головой трактирщик. – Мне еще надо прийти в себя после полученного потрясения… – Он достал из мешка большую бутыль с красным вином и присосался к ней, словно пиявка. – Ык, ык, ык, ык, ык, ык! – Так продолжалось минуты три, покуда трактирщик не вылакал полбутылки, после чего он приосанился и сказал: – Уф!