Марш Смерти Русского охранного корпуса - Андрей Самцевич

Распространилась вербовка и на ряд удаленных от Балкан государств и территорий. Так, 30 января 1942 г. Константин Ефремов, Уполномоченный Начальник Управления делами русской эмиграции в Протекторате Богемия и Моравия, в письме руководителям всех русских организаций Протектората сообщал о создании Русского охранного корпуса под руководством генерал-лейтенанта Штейфона. Далее в письме говорилось, что по поручению Штейфона и с согласия германских властей запись добровольцев осуществлялась подполковником И. Белаевым. Начальники русских организаций были обязаны довести информацию о вербовке до своих членов. Любые действия, направленные против осуществления этой акции или на ее задержку должны были рассматриваться как саботаж со всеми вытекающими последствиями [281].

Идет ли в случае с данным письмом речь о случайной ошибке в названии формирования Штейфона? Документами и мемуарными свидетельствами подтверждается, что при проведении вербовки формирование действительно, как правило, именовалось корпусом.

Так, доброволец из Болгарии Павел Соколов впоследствии вспоминал, что первоначально солдатам объясняли, что оно называется «Стрелковый (!) корпус», и лишь потом «из писарских сфер пришли сведения, что полное название нашей богадельни Веркшутцкор (Werkschutz Korps)»[282]. В данном случае использовалась игра слов «стрелок» (нем. Schutze) и «охрана» (нем. Schutz).

Интересно отметить, что начальник Объединения русских военных союзов фон Лампе имел самое общее представление о наборе в РГЗО, так как в начале июня 1942 г. писал, что вербовка «разрешена, по-видимому, в пределах Сербии, Хорватии, Венгрии, Румынии [где в тот период она не осуществлялась – А.С.], Греции и Болгарии. Вербовка в пределах Германии (рейха) и Западной Европы не разрешена». При этом формирование он так же называл «Русским охранным корпусом»[283].

Самой малоизвестной группой добровольцев, влившихся в состав РГЗО в первой половине 1942 г., являются бывшие польские военнопленные, в основном из числа украинцев-галичан. Но среди них был и молодой поляк «корнет» (вероятно, подпоручик) Чеховский. Павел Соколов вспоминал о нем: «Был это ладный, небольшой паренек, со звонким задорным голосом. Он занимался с нами строевой подготовкой, и его голос разносился по всему плацу: «Голова до горы, ронка до пасу. Раз, два, тши!» Он тщательно проверял чистоту оружия, и выговаривал, обнаружив непорядок: «Ты мусить винтувку як дивчину кохать/»[284].

Имели место случаи вербовки в РГЗО среди эмигрантов-военнопленных бывшей югославской армии. Например, в январе 1942 г. для поступления на службу в Белград прибыл бывший подполковник югославской медицинской службы Петр Бычков, во время апрельской войны попавший в итальянский плен в Сплите [285].

Принимаемые меры по набору новых добровольцев, в конечном итоге принесли результат – к 10 апреля численность 3-го отряда достигла 841 человека, из-за чего командование уже с середины апреля планировало использовать его II подотряд для охраны работников на руднике Трепча[286].

17 апреля подразделение под командованием Бориса Гескета действительно было отправлено железной дорогой из Топчидера на юго-запад, в Косовскую Митровицу, куда прибыло спустя два дня. По воспоминаниям служащих, маршрут движения поезда шел кружным путем – через Ниш и болгарское Скопье, так как прямое сообщение еще не было до конца восстановлено после многочисленных диверсий периода восстания. Как и предполагалось, после прибытия подотряд выделил одну сотню, которая развернулась на руднике Трепча. Один ее взвод нес ночной караул на перерабатывающем заводе Звечан, кроме того, сотня отвечала за линию фуникулера Трепча – Звечан[287].

Что же представлял контингент работников, которых предстояло охранять служащим РГЗО? По некоторым сведениям, в 1942 г. 70 % персонала данного оловянного и цинкового рудника составляли профессиональные рабочие, 17 % – лица, выполнявшие повинность в рамках трудовой службы, а 13 % являлись «военнопленными»[288].

В случае со второй категорией речь идет о мобилизованном гражданском населении, которое, согласно распоряжению сербских властей от 29 декабря 1941 г. (изданному «с подачи» оккупационной администрации), было обязано нести трудовую повинность в рамках Обязательной трудовой службы. Призыву в ее ряды подлежали лица мужского пола от 17 до 45 лет, в течение нескольких месяцев задействовавшиеся на работах в различных отраслях промышленности и хозяйства[289]. Под «военнопленными» же понимаются захваченные в различных районах страны повстанцы, а также лица, признанные виновными в пособничестве им.

Фактически на руднике функционировал концентрационный лагерь, известный под названием «Первый туннель». В работах послевоенных югославских авторов описывались крайне тяжелые условия труда, постоянные избиения осужденных со стороны охраны, частые случаи заболевания тифом и цингой, приводившие к высокой смертности. Новые партии политических заключенных поступали в лагерь регулярно. Известно, например, о переводе в «Первый туннель» в 1943 г., по крайней мере, двух групп из фильтрационного лагеря Саймиште, использовавшегося для содержания пленных и арестованных сторонников Тито и Михайловича.