Кланы в постсоветской Центральной Азии - Владимир Георгиевич Егоров

и мафиозное по способу своего устройства и функционирования. Специфика Венгрии – неоархаика. Меж декораций демократических институтов встроены полномочия главы патриархальной “семьи” – реликта досовремен-ного общества. Всего их около сотни человек. В руках этой “семьи”, некровнородственной по происхождению, сконцентрированы экономический бизнес и власть в стране. Принятые в “семью” лица искусно применяют бескровные методы государственного насилия. В основе существующего порядка – их безусловная преданность и подчинение стоящему в центре системы полиарху, который занимает пост премьер-министра. Вместе с тем, – считает Б. Мадьяр, – что мафиозное государство уже утратило привлекательность. За сим последуют его эрозия, агония, крах…»[293].

Клановая фрагментированность Кыргызской Республики, существовавшая достаточно продолжительный исторический период, сама по себе, конечно, не является основанием для неизбежной сецессии. Аргументом в пользу этого могут служить факты из прошлого и настоящего республики. Так, А. Акаеву, первому президенту Киргизии, благодаря выдвинутым идеям в ходе выборной компании удалось получить до 61 % голосов южан (в среднем 72 %)[294]. В начале 2010-х годов, по мнению исследователя И. В. Подобеда, проявилась тенденция к появлению «синтетических» альянсов южных и северных партий (вероятно, самыми яркими примерами здесь будет альянс северной «Республики» и преимущественно южной «Ата-Журт», появившийся перед выборами 2015 г., и ряд партий последнего электорального цикла 2020 г.), а также появление кандидатов, которые воспринимались как “свои” и на юге, и на севере – к таким можно отнести А. Атамбаева, который, будучи выходцем с севера, принадлежит к южному крылу ичкилик, и действующего президента С. Жапарова, который в своей риторике апеллирует к общенациональной идее»[295].

Таким образом, очевидно, что, несмотря на клановую автономность, общенациональные идеи и понятные перспективы общественного развития являются трансобщинным механизмом, способным объединить нацию, поводом для проведения межплеменного курултая в Киргизии в 2010 г., на котором представители всех местных общин вырабатывали единый подход в борьбе с криминализацией страны, сопровождавшей «тюльпановую революцию»[296].

Факты говорят за то, что политический класс постсоветских республик Центральной Азии в целом осознает проблему консолидации нации для преодоления структурного размежевания клановых общин. Второй президент Казахстана, К.-Ж. Токаев, не раз акцентировал значимость этой стратегической задачи. Необходимо заметить, что единство казахстанской нации особенно отчетливо проявилось в общественной позиции по поводу актов террористической направленности в Алматы в январе 2022 г. По данным экспресс-о-проса, проведенного Институтом стран СНГ (Москва), 83 % респондентов из числа алмаатинцев (всего опрошено 423 чел.), несмотря на родоплеменную принадлежность, осудили беспорядки с применением насилия в южной столице Казахстана, а 57 % высказались за возможность мирных протестов и диалога с центральной властью[297].

После стабилизации в стране президент К.-Ж. Токаев заявил о намерении осуществления широких реформ в стране на основе тщательного изучения общественных потребностей.

Свой путь преодоления клановой конкуренции ищет администрация президента Киригзии С. Жапарова. Его однофамилец, премьер-министр страны Садыр Жапаров, в интервью по поводу планов правительства после конституционной трансформации Киргизии в президентскую республику заявил: «Это было до той конституции, которую народ наш принял в связи с избранием нового главы государства – Садыра Жапарова. Я очень рад, что закончился десятилетний период безвременья, так называемой парламентской демократии, когда по итогам выборов разные фракции, как пирог, разрезали наш Кыргызстан. За эти десять лет мы потеряли всех профессиональных управленцев. Как результат – вы видите, в каком состоянии находится экономика нашей страны. Винегрет, который создавался после каждых парламентских выборов, не давал возможности работать исполнительной ветви власти, она стала продолжением парламента. Везде были дискуссии, совещания, защита интересов фракций, которая выдвинула их, защита интересов лидеров фракций, во многих случаях эти интересы не совпадали с народными интересами. Вакханалия коррупции, теневой экономики, возможность разбогатеть с помощью власти привели к той катастрофе, которая случилась в прошлом году. Президент Садыр Жапаров полон решимости не допустить ничего подобного. По новой конституции правительство теперь формирует сам глава государства»[298].

Вместе с тем имеется и экстремальный вариант борьбы с клановыми притязаниями, который демонстрирует Туркмения. В результате заложенной С. Ниязовым печальной традиции в тюрьме Овадан-Депе («Живописный Холм») таинственно исчезают целые общины»[299].

Технологии, основанные на «простом» решении проблемы преодоления клановой разобщенности через договор центральной власти и элитной верхушки, относительно успешно работавшие на начальном этапе становления суверенитета ННГ Азии, оказываются в текущей ситуации малоэффективными. Так, попытка Э. Рахмона преодолеть сепаратизм Горно-Бадахшанской автономной области, заставив бывших полевых командиров Объединенной таджикской оппозиции (ОТО) подписать протоколы с обязательствами отказаться от нелегальной деятельности, представляются малопродуктивными и совсем не работают на преодоление социального раскола. По мнению таджикского эксперта Адолат Мирзоевой, причиной напряженности между центральной властью и регионом является правительственная политика, не отвечающая интересам населения. «Ситуация на Памире остается сложной. ГБАО, обладая огромными природными богатствами, до сих пор нищий регион. Де-юре ГБАО – автономия, но де-факто нет. Все, что творится в ГБАО, это не вина населения, это не вина “народных лидеров”, а следствие отношения правительства Таджикистана к региону». По ее словам, «в Бадахшане работают только китайские инвесторы. Власть им отдала серебряный рудник Бозор-Дору, разработку рубиновых месторождений. Безработица среди местного населения абсолютная. Если бы не Россия и не отток грамотного (а Бадахшан всегда отличался хорошим образованием) населения на заработки, то здесь давно произошла бы социально-экономическая катастрофа…»

«Народ Памира возмущен тем, что неформальных лидеров ГБАО называют криминальными авторитетами. Ни одно из предъявленных им обвинений еще не было доказано, ни один из них не был под следствием и тем более не был судим…» «Два месяца Душанбе держит целый регион в напряжении, пытаясь таким образом “усмирить” проблемный регион. Но вряд ли это получится. В отличие от остальной части Таджикистана, населенной мусульманами-суннитами, жители Памира исповедуют исмаилизм – шиитское течение в исламе, у них высокий уровень этнического самосознания, это самая сплоченная часть населения Таджикистана. Сильное чувство общинной солидарности базируется на клановородовых отношениях. Памиру не стоит диктовать, с Памиром надо договариваться»[300].

Досрочное сложение президентских полномочий Елбасы Н. Назарбаева политологи рассматривают по-разному. Безусловно, начавшийся в Казахстане «транзит власти» явление сложное и не имеющее простого объяснения. Однако за пределами поля зрения аналитиков остается одна важная предпосылка решения первого президента. Дело в том, что укрепление его власти на протяжении четверти века осуществлялось на основе сформировавшегося баланса клановых интересов. «В Казахстане, – пишет в докладе Института стран СНГ заведующий отделом Средней Азии и Казахстана А. В. Грозин, – за все годы независимости не удалось достигнуть ликвидации структурных расколов неформального типа, которые проявляются в виде клановой фрагментации элит и их периодическом противоборстве друг с другом. В результате, казахские элиты, разделенные разными интересами, имеют возможность использовать жузовые/племенные расколы