22 шага против времени - Валерий Квилория

– Где червонец? – обернулся он к трактирщику.

– Во! – передал тот камешек.

Евграф Андреевич повертел голыш в руках и сердито засопел.

– Ей-богу, был золотой, – перекрестился хозяин трактира и указал на посетителей. – Все, почитай, видели, как ихний червонец каменьем обернулся.

– Вот кабы не это, – показал на измазанный мундир городничий, – я бы тебе, Васюк, в жизни не поверил. Но ить я и сам сегодни от этих персяков потерпел. Бешеные они, право.

– И не говорите, – обрадовался трактирщик откровению главы города. – Они у нас тут и зубами скрежетали и свистали.

После опросов очевидцев папашу Всюси и Фью препроводили в полицию.

В тот же день городничий самолично присутствовал при допросе «бешеных персяков». Дознание вёл частный пристав по фамилии Бычь.

– Откуда, господа иноземцы, к нам прибыли? – спросил первым делом глава городской полиции.

– Моя твоя совсем не понимать, – пропел папаша Всюси.

– А вы, милейший? – со всей любезностью обратился тогда пристав к Фью. – Вы какими языками владеете?

Услышав это, инопланетный завхоз решил блеснуть своими достижениями в области языкознания, которые он приобрёл, облучив себя приборами космической академии.

– Я знаю абхазский язык, – с важным видом заявил он. – Знаю австронезийский, арамейский, арабский, африхили, берберский, вьетнамский, древнеегипетский, зырянский, иврит, идиш, индийские языки и ещё десять тысяч других, включая узелковую письменность племени Майя.

– Минуточку, – вмешался тут городничий и отошёл к стоявшему поодаль уже знакомому нам капитану-исправнику Азбукину.

– Дай-ка мне, Симеон Романович, последнее донесение из Санкт-Петербурга, – попросил он.

Прочитав донесение, городничий обернулся к Фу-Фью.

– Шпрехен зи дойч[150]?

– Йа! Йа[151]! – охотно подтвердил тот и перешёл на немецкий язык. – Я очень хорошо говорю на всех европейских языках.

– Так и есть, – сокрушённо посмотрел городничий на капитана-исправника, а затем на частного пристава. – Чистой воды масоны, на коих нам свыше указывают.

Заложив руки за спину, он склонился над лжеперсами.

– Что ж вы, ребятки, тута рыщете, какого рожна позабыли?

– По купеческим делам, птицу певчую продаём, – захлопал рыжими ресницами Фью.

– А сами-то какого роду-племени? – спросил сбоку пристав Бычь.

– Подданные персидского шаха.

– Впервые слышу, чтобы персидские купцы канарейками торговали, – посмотрел на городничего глава полиции. – Со времён Петра Великого сию живность к нам из неметчины возят.

– Ах, вот оно что! – подскочил к арестантам отошедший было в сторонку Капищев. – Выходит, они не персы. И, верней всего, из самой Баварии прибыли, да токмо скрывают энто. А почему, извольте спросить?

– Мы персидские подданные, – стоял на своём Фу-Фью.

– Ну, энтот, судя по платью, точно немец, – указал на него пристав. – А сей, – посмотрел он на папашу, – в казацкие одежды разодет. Быть могет, из наших – христопродавец?

– Ты кто таков? – склонился над папашей Евграф Андреевич. – Пособник? Предатель?

– Моя твоя совсем не понимать, – крутил башкой Всюси.

– Ну-ну, – выпрямился и посуровел городничий. – Выходит, о петербургской, московской, могилёвской, харьковской и прочих масонских ложах вы ничего не ведаете?

– Впервые слышим! – приложил ладонь к груди Фу-Фью.

– А разбойничаете по какой такой надобности? Для чего на представителя ея Императорского Величества, то есть на меня, напали, на нашу честь и достоинство покусились?

– А ну, сказывай, коли велят! – подскочил к инопланетянам пристав и даже кулаком замахнулся.

– Вай-вай! Зачем так сказал? – вдруг заговорил папаша Всюси. – Ми знать не знать, в какой такой сторона их высокий сераль[152]есть.

Услышав это, Евграф Андреевич побагровел от праведного гнева.

– Выходит, – едва сдерживаясь, показал он на измаранный чернилами мундир, а после на опухший нос, – это не ваших рук дело?

– Нэт, дарагой…

– Молчать! – рявкнул тогда городской глава и затопал ногами. – Моим очам правду ищешь?! В Сибирь захотел?! Да я вас за одно токмо нападение на государственного чина плетьми угощу! А за подделку монеты и вовсе в каторгу упеку! Вы у меня кандалами до самого Сахалина звенеть будете! А ну отвечай, откуда и куда путь держите?!

– Из Персии мы, купцы, – опять завёл старое Фью. – Канарейками торгуем.

– Та-ак, – сердито передёрнул плечами городничий. – Значит, в пятнашки играть будем? Тогда пеняйте на себя.

– Желательно поместить мерзавцев в холодную, – посмотрел он на пристава, а потом на капитана-исправника.

– А вот и правильно, Евграф Андреевич, – поддержал его Симеон Романович. – Пущай посидят, поразмыслят над грешностью своей вольтерианской[153].

Когда персов увели, Евграф Андреевич задумчиво потёр подбородок.

– Одно обстоятельство меня смущает, – признался он. – Напавшие на меня одеты были в восточные одежды. Теперь же на одном казацкий чекмень, а на втором и вовсе платье модного фасона. Быть может, в самом деле, не они?

– Не извольте сомневаться, Евграф Андреевич, – откликнулся пристав Бычь. – Свидетели имеются. Уверяют, что во время драки одёжа на купчинах и переменилась.

– Будьте уверены, – подтвердил и Симеон Романович, – среди ихнего злодейского брата такие ловкачи попадаются – подмётки на ходу рвут. А уж подменить что – для них плёвое дело.

– А вот оказия! – хлопнул себя по лбу Азбукин. – Совсем запамятовал, на границе уезда задержан праздношатающийся молодой человек. Подозрительная личность. Тоже немало иноземных языков ведает. Прикажете привести? Быть может, они из одной шайки.

– Непременно ведите, – согласился городничий.

Вскоре в съезжую избу ввели молодого человека.

– Садись, – указал ему на лавку капитан-исправник.

Молодой человек сел.

– Сколькими языками владеешь? – сходу подступил Евграф Андреевич.

– Древнегреческим, латынью, гишпанским, немецким, аглицким, французским, – стал загибать пальцы подозрительный субъект.