Каллисто - Георгий Мартынов

Они прошли шагов двадцать. Диегонь остановился и нажал кнопку. В этом месте снова оказалась совершенно незаметная дверь.

Все двери и люки космического корабля были так тщательно пригнаны, что их никак нельзя было заметить. Это было сделано с какой-то целью, но с какой, — Широков не мог догадаться.

Подъемная машина, летательные аппараты, двери — все приводилось в действие при помощи кнопок. Они, очевидно, служили для включения электрического тока. Предположить на корабле существование электростанции было трудно. Ток, по-видимому, давали аккумуляторы.

«Здесь много интересного для Манаенко», — подумал Широков.

Оказавшаяся перед ними дверь вела в другой, узкий коридор, круто поднимающийся вверх. В этой трубе уже не было пола. Вместо него здесь находилась лестница. Широков обратил внимание, что она не была прикреплена к стенам, а имела такой вид, будто была временно положена. Он вспомнил пол в центральном посту, тоже имевший «временный» вид.

Широков был мало знаком с вопросами звездоплавания, но его знаний было достаточно, чтобы догадаться: пол в центральном посту и эта лестница не являлись постоянными частями корабля. Они были нужны только тогда, когда звездолет находился в условиях тяжести. Во время полета эти части были не нужны и, наверное, убирались.

Поднявшись по лестнице, они опять-таки оказались перед герметически закрытой дверью, которая открылась, когда нажали нужную кнопку.

За ней оказалось небольшое, тесное помещение. Оно было полно толстых металлических труб, которые со всех сторон выходили из стен и оканчивались у массивного цилиндра, метра полтора в поперечнике. И цилиндр и трубы были сделаны из того же голубовато-белого металла, из которого состоял корпус корабля. Цилиндр уходил в противоположную стену.

Бьяининь взял у Широкова блокнот и карандаш и нарисовал шар. Он рисовал быстро и гораздо лучше, чем молодой медик. Вокруг шара, со всех сторон, он изобразил звезды. Это явно означало корабль в полете. Позади шара он нарисовал несколько длинных прямых хвостов, имевших вид пара. Потом он указал на цилиндр.

— Это двигатель, — сказал Ляо Сен.

— Да, это один из двигателей, — ответил Широков. — Корабль приводится в движение реактивной силой.

Бьяининь опять указал на цилиндр и несколько раз сжал и выпрямил пальцы обеих рук.

— Восемьдесят, — сказал Широков. — Неужели у них восемьдесят двигателей?

— Это не удивительно, — ответил Ляо Сен. — Корабль так велик, что для его полета нужна огромная сила. Он должен иметь возможность двигаться во все стороны. Вспомните черные отверстия, закрытые решетками. Это наружные отверстия дюз.

По знаку Диегоня они снова спустились в круглый коридор.

На этот раз нужная дверь, вернее люк, оказалась внизу, под полом.

Бьяининь откинул «резиновую» дорожку и уже не кнопкой, а просто рукой поднял крышку этого люка. Здесь оказалась не временная, а постоянная винтообразная лестница. Она уходила прямо вниз. Спустившись по ней, они очутились в небольшой, сплошь металлической комнатке, с прямоугольными стенами, полом и потолком.

В одной из стен, в углублении, была дверь, которая открылась обычным порядком, то есть при помощи кнопки. За этой дверью оказалась вторая. Обе двери были очень толсты и массивны.

За ними находилось помещение, занятое какой-то большой и сложной машиной. Так, по крайней мере, показалось Широкову и Ляо Сену. Внешне этот агрегат мало походил на машину. Не было заметно никаких движущихся частей. Тяжелые металлические щиты, скрепленные между собой болтами, составляли как бы кожух, под которым сквозь толстые узкие стекла виднелись металлические трубы. Две массивные рукоятки на длинных стержнях, какие-то стеклянные трубочки с металлическими шариками в них, были расположены снаружи и ограждены легкой решеткой, выкрашенной в ярко-зеленый цвет. В этом помещении пол был отнюдь не временный и состоял из разноцветных плиток, напоминающих керамику, образующих красивый, но для земного глаза не понятный узор.

Ляо Сен хотел подойти ближе к машине, но Диегонь остановил его и отрицательно покачал головой. Очевидно, нельзя было подходить. Они остались стоять у самой двери.

Диегонь протянул руку к машине, потом обвел ею вокруг и в заключение положил к себе на грудь с правой стороны. Что он хотел этим сказать не поняли ни Широков, ни Ляо Сен.

По-видимому звездоплаватели хотели, чтобы их гости как следует рассмотрели эту таинственную машину, потому что они около пяти минут не двигались с места.

Широков был уверен, что перед ними находится одна из самых главных, если не самая главная, часть космического корабля. Выражение лица Днегоня, насколько он понимал его, показывало, что он демонстрирует людям эту машину с чувством гордости. За что?. За технику своей планеты, конечно! За технику Каллисто!

На секунду Широков представил себе, что роли переменились. Вот он, командир советского звездолета, прилетевшего на другую планету, показывает ее обитателям чудесное творение человеческого гения, могучее создание мысли, воли и техники человека Земли. Какое чувство испытывал бы он тогда?.

Он повернулся к командиру корабля (не его ли конструкции была эта машина?) и, взяв его руку, крепко сжал ее. Жест был непонятен этому черному человеку, но чувство, побудившее к нему, он хорошо понял. Протянув руку, он длинными черными пальцами коснутся головы Широкова и погладил его по лбу. На серых губах появилась ласковая улыбка.

По той же винтовой лестнице они поднялись наверх и прошли опять в шарообразную комнату. (Широков мысленно называл ее центральным постом.) Диегонь подошел к пульту и сел в находящееся перед ним кресло. Положив руки на рукоятки, он обернулся к людям и снова улыбнулся.

Широков и Ляо Сен поняли, что им демонстрируют управление космическим кораблем в полете. Не имея возможности говорить с гостями, хозяева не могли объяснить яснее. Но и так все было достаточно понятно.

Им показали двигатель, машину, которая чем-то была связана с ним, и в заключение место командира корабля. Но не управляют же звездолетом вслепую?.

Диегонь нажал какую-то кнопку на пульте.

Широков и Ляо Сен с изумлением увидели, что один из восьмиугольников, находящихся низко над полом, на уровне их глаз, вдруг потемнел, потом стал ослепительно белым. По нему замелькали частые полосы — и все исчезло. В стене было окно.

Они видели всю панораму лагеря так ясно, как будто это было действительно сквозное отверстие. Изображение было объемным, цветным и создавало полную иллюзию прямой видимости.

Это был огромный экран телевизора, съемочная камера которого находилась, по видимому, в стенке корабля, позади экрана.

Они видели людей в лагере, видели, как шевелятся ветви берез.