Бандиты. Красные и Белые - Алексей Лукьянов

Василий Иванович таким новостям не обрадовался. Он быстро встал, собрался, велел Петьке позвать Батурина и прочих командиров, потому что покушение на начальника — это не какой-нибудь пожар, это диверсией попахивает, а то и хуже — предательством. Удивительно, как до Чепая не добрались, его-то изба вовсе не охраняется. До рассвета было еще часа два, но дело важное и отлагательств не терпит, будить всех немедля!

Ночков уже оправился, почти не кашлял и смог рассказать, что произошло. Проснулся от запаха дыма, кругом темно, горло дерет от кашля. На ощупь, потому что от дыма резало глаза, добрался до лестницы и хотел выйти, но люк не поддавался. Пытался дышать через щель, потом потерял сознание.

— Во сколько? — спросил Чепаев.

— Часы внизу остались. Да и не мог я на них посмотреть, дым глаза ел.

— Спать, любись ты конем, во сколько лег?

— В одиннадцать, как обычно.

— Кто наверху дежурил?

— Колокольников, а на карауле — этот, как его… Деревяшка?

— Деревянко, — поправил Петька.

Чепаев повернулся к нему.

— Петька, ты вот что. Сгоняй по постам, спроси, не видел ли кто Колокольникова с Деревянкой.

— Есть.

Петька убежал. Чепай посмотрел на командиров.

— Ну и что делать будем?

Командиры хмурились, чесали затылки, но ничего не говорили. А чего говорить — случай такой впервые.

— Давно у нас Колокольников в штабе? — спросил Батурин.

— С мая, — ответил Ночков.

— А до этого где был?

— По документам — из Самары…

— Документы! — заорал Батурин. — Документы проверяем! Ничего не пропало?

Все, включая Чепая, стали шарить по шкафам, по ящикам, проверяя документацию. Ночков тоже было начал, но быстро пришел в себя:

— Отбой! Вся секретная документация с донесениями и шифровками у меня в подполе, в сейфе.

— Пошли проверять! — приказал Чепаев.

В подвале уже можно было дышать. На полу валялись прогоревшие до пепла тряпки, очевидно, сброшенные злоумышленниками вниз. Сейф открыли, выгрузили бумаги, пошли проверять. Пока проверяли, рассвело.

Тем временем Петька обскакал все посты. На северном старший караула Даншин сказал, будто в смену Бронштейна была зафиксирована активность. В журнале Бронштейн записал: «Время: 12 ч. 03 мин., со стороны ст. Сломихинской приб. маш. «Руссо-балт», водит. — краском Тверитинов. Куда: штаб див.».

Петька даже обалдел. Тверитинов? Вернулся? Да еще на «Руссо-балте»?

Следующая запись оказалась еще интереснее: «Время: 1 ч. 27 мин., из штаба див. уб. маш. «Руссо-балт», водит. — зам. нач. шт. Колокольников, сопр. — кр-ц Деревянко. Куда: ст. Сломихинская».

— Где Бронштейн? — спросил Петька.

— В казарме, отсыпается, — ответил Данщин.

Петька вскочил на коня и помчался в казарму.

Фима Бронштейн не спал, сидел в караулке и ждал, когда к нему приедет друг — пить чай с настоящим шоколадом. Когда в караулку ворвался порученец Чепаева, Бронштейн слегка перетрусил.

— Ты ночью дежурил на северном въезде?

— Ну, я, — ответил Бронштейн.

— Кого видел?

— Арканю Тверитинова.

— Точно его?

— Я Арканю с гимназии знаю, он это. Вот, шоколад мне привез, — Фима повертел перед носом Петьки измятой плиткой.

— А потом?

— Потом замначштаба с часовым зачем-то в Сломихинскую среди ночи поперлись.

— И ты отпустил?

— Так у них записка была от начштаба.

— Где записка?!

Бронштейн побледнел. Выражение его лица было столь красноречивым, что Петька сказал:

— Это трибунал, боец. Собирайся, едем в штаб.

Через десять минут Фима Бронштейн с поникшей головой стоял перед командирами подразделений.

Расспрашивал его Чепай — мягко, без привычной запальчивости. Бронштейн отвечал коротко и по делу.

— Значит, получается, ты впустил Тверитинова в станицу и указал дорогу до штаба?

— Так точно, товарищ начдив. Вы же сами знаете — от нас только прямо до площади.

— Знаю, Фима, знаю. А ничего необычного не заметил?

— Чего уж необычного — Арканю три месяца погибшим считали, а он вдруг как с неба упал. Ну вот разве что на машине приехал. Это ж «Руссо-балт», на котором Попов ездит, правильно? Но я так понял, что ему лично Попов отдал машину, Арканя ведь сам на ней раньше ездил.

— Со Сломихинской связались? — спросил Чепай у связистов.

— Не получается. Похоже, где-то обрыв на линии.

— Когда восстановите?

— Как только обрыв найдем — так и восстановим.

Чепаев почесал небритое лицо. Как-то все одно к одному: исчезновение Тверитинова, покушение на начштаба, бегство подозреваемых. Но куда они целого краскома подевали?

— Колокольников и Деревянко в машине ничего не везли? — спросил Чепаев.

— Никак нет, — ответил Бронштейн. — Виноват я, товарищ начдив. Они мне записку под нос сунули, Колокольников сказал — срочно. Гляжу — вроде подпись начштаба, печать. Что я, разбираться буду, раз срочно?

— Не виноват он, Василий Иванович, если кого и винить — так меня, — сказал Ночков. — Я этих бланков с пропусками заранее наготовил штук сто, чтоб не отвлекаться, они в ящике стола лежат. Там пустая форма, только печать и подпись. Вписываешь потом, что надо, и никакой волокиты.

— В благородство, любись оно конем, поиграть хочешь?! — взорвался Чепай. — Добренький какой, заступился за рядового! А ты, щучий сын, сам же его и подставил! Развели тут, понимаешь! Я скажу тебе, зачем ты этих бумажек наготовил заранее. Чтобы тебе со всякой мелочью не возиться, перепоручил ее заму, мол, большого ума не надо, так сойдет. А если бы он тебя в постели пришпокнул и вывез бы все документы дивизии? По твоей же рукой подписанным бланкам?! Молчишь?! Да я сейчас выведу Фиму на улицу, соберу дивизию и скажу: начальник штаба у нас кретин, и за это я расстреляю бойца, потому что сам кретин, раз такого начальника штаба держу! И мы все здесь кретины, потому что не знаем, что у нас под носом творится! Что сейчас делать прикажете, а?!

Все молчали и чувствовали себя виноватыми.

Голос подал Петька:

— Надо бы Тверитинова поискать. Вдруг он чего скажет?

Чепаев тяжело вздохнул.

— Вряд ли. Чует мое сердце — пустили Арканю в расход. Но все равно — ищите.

Словно в ответ на это «ищите» в штаб ворвался красноармеец с выпученными глазами, который сообщил о запертом на замок штабе.