Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы - Константин Михайлович Симонов

Но в последнюю минуту вломилась Бэтси. Она до сих пор любит вспоминать, как она спасла меня тогда…

Штурман. Странно, что ты именно тогда подумал о самоубийстве. Я бы на твоем месте…

Он. Что?

Штурман. Если уж стреляться, я бы на твоем месте застрелился гораздо раньше, еще когда они записали твой разговор с Беном, а потом посадили его.

Он (с вызовом). А я вот захотел застрелиться именно тогда, в Италии!

Штурман. Никак не могу решить, что ты за человек.

Дик. Ты рассказал об этом Кэтрин?

Он. Нет.

Второй пилот. Женщины не ценят неудачных самоубийц.

Он. И мужчины тоже. Но я ей рассказал все, что творилось У меня на душе после истории с Гвиччарди. И это было хуже самоубийства.

Дик. Да, уж тут ты, наверное, не пощадил ее! (Зовет.) Кэт!..

Она входит.

Скажи откровенно, когда он вернулся из Италии, он тебя сильно мучил разными разговорами?

Она. Когда он вылез из самолета, я вдруг увидела, что у него наполовину седая голова. Я сама бросилась к нему и стала спрашивать – что случилось?

Штурман. Он пробовал застрелиться там, в Италии.

Она. Он не сказал мне этого.

Второй пилот. А он объяснил вам, почему он не пошел с Гвиччарди?

Она. Он сказал, что был болен.

Второй пилот. А о поездке на рыбную ловлю он вам ничего не говорил?

Дик. Ты все еще пробовал выглядеть в ее глазах лучше, чем был?

Он. Да. Тем более что ей самой хотелось этого.

Дик (с недоверием). Это правда?

Она. Да, это правда. Он все чаще лгал мне, но и я лгала себе самой. Я каждый раз хотела убедить себя, что он не может поступить иначе. Я уже перестала замечать все расстояние, которое он прошел. Это было так незаметно, шаг за шагом. Я видела только один последний шаг, и этот шаг не казался мне ужасным, потому что перед тем был еще один шаг, а перед тем – еще один.

Дик. А тебе не приходило в голову самой уйти от него?

Она. Приходило. Мне казалось, что он умирает рядом со мной, словно из него понемногу выпускают воздух и он сжимается, сжимается, сжимается… но только этого никто не видит, кроме меня. Да, мне приходило в голову уйти от него, но я не могла.

Дик (с гневом). Ты и сейчас любишь его?

Она. Не знаю.

Дик. А он любит тебя?

Она. Да. Но старается забыть об этом.

Дик. Как же он мог бросить тебя?

Она. Разве вы его не спрашивали?

Дик. Даже сейчас, когда ты стала старше меня… Не могу понять, как он мог бросить тебя!

Она. Мне сейчас очень стыдно перед тобой, Дик, за то, что я любила его больше, чем тебя. Но это так.

Штурман. Почему ты сегодня пришел к этой женщине?

Он. А к кому мне было идти?

Штурман. А еще почему?

Он. Потому что я любил ее и она понимала меня.

Штурман. Так почему же ты женился на той, которую ты не любил и которая тебя не понимала?

Он. Я не для этого позвал вас. Вы отвлеклись в сторону.

Штурман. Мы люди, а людям это свойственно… Тем более что Дик…

Дик. Хорошо. Не будем больше спрашивать его об этом. (Поворачивается к Ней.) Но тебя я хочу спросить: почему сегодня, после того как он пять лет не был у тебя, ты не выгнала его?

Она. Когда он рассказал, почему он пришел, мне показалось, что если он пробудет этот вечер рядом со мной, это поможет ему вспомнить прошлое…

Дик (Ему). Ты слышал, что она сказала?

Он. Да. И она права. (После молчания.) Я знаю, чего вы все жнете от меня, – чтобы я сказал «да»! Но я боюсь, понимаете, боюсь!

Она. «Боюсь»! Опять: «боюсь»! Я ненавижу тебя, когда ты говоришь это слово! (Уходит.)

Он. Да, боюсь. Когда мы кончали тот разговор с Тедди, кто-то два раза прошел мимо. Никак не могу выбросить из головы – а вдруг нас подслушали?

Второй пилот. Ну и что?

Он. Мне могут не дать улететь.

Второй пилот. Это будет хуже всего, тогда никто не узнает заранее об этом проклятом полете!

Он. Если они не дадут мне улететь, значит, они узнали, что я слышал и не рассказал им!

Дик. Ах, вот что тебя волнует… Ну что ж, беги туда, не знаю уж куда, я плохо знаком с этими делами, беги, скажи, что Тедди Франк выдал тебе их тайну. И как это он, имея дело с тобой, не подумал об этом! (В пространство.) Тедди, мы просим тебя зайти к нам на минуту.

Входит Тедди Франк. Он в дорожном пальто, в шляпе, руки в карманах.

Франк. Я очень занят, ребята. Что вам нужно от меня? Я уже все сказал ему.

Дик. Мы тебя не задержим. Всего два вопроса: почему ты решил это сказать? И почему ты решил сказать это ему?

Франк. Я решил это после того последнего полета, когда русские нас застукали.

Дик. А почему ты решил именно тогда? Ты ведь занимался этими делами уже давно.

Франк. Когда-то раньше, еще в начале этих работ, я считал, что в случае чего им там, в России, будет гораздо хуже, чем нам здесь, а мы отделаемся сравнительно легко. Но потом я пришел к убеждению, что будет плохо всем, и еще неизвестно, кому хуже. А если так – этого не должно быть. Я никогда не имел дела с русскими. Я не знаю, какие они. Может быть, они хорошие парни – как о них пишут одни. Может быть, они никуда не годятся – как о них пишут другие. Допускаю и то и другое. Но, как бы там ни было, мы не должны позволить ввязать себя в эту грязную историю.

Второй пилот (кивнув на Него). Он говорит, что, когда ты разговаривал с ним, кто-то прошел мимо. Он боится, что вас подслушали.

Франк. Ерунда! Случайный прохожий… Я заметил его не хуже тебя. А ты испугался?

Второй пилот. Так испугался, что уже стал думать – не сообщить ли кому-нибудь о вашем разговоре.

Он. Неправда, я так не думал. Я просто испугался…

Дик. Ну, ладно, ладно: ты просто испугался. (Франку.) Он просто испугался. Ответь нам на второй вопрос: почему ты решился сказать это именно ему?

Второй пилот. Ты, кажется, сделал неважный выбор!

Франк. Во-первых, никого не было под руками.