Степной десант. Гвардейцы стоят насмерть! - Сергей Нуртазин

– Афанасьев Тимофей, на данный момент старший разведывательной группы.

Селиванов пожал руку.

– Селиванов Николай.

За ним последовал Гришка.

– Вострецов Григорий.

Бойцы один за другим протягивали руки. Широколицего калмыка с фамилией Манджиев звали Санджи, симпатичного большеносого уроженца Дагестана – Саидом Магомедовым, худощавый татарин представился Файзуллиным Ринатом. Последним протянул руку смуглый казах с оттопыренными ушами и хитроватым прищуром небольших глаз.

– Меня Аманжолом зовут, а старшина мине Кузя говорит, потому что моя фамилия Кузенбаев. На Санджи Саня говорит, а мине ему Апоня говорить не дает, ругает.

Афанасьев махнул на него рукой.

– Будет тебе, балабол, язык без костей.

Кузенбаев не унимался.

– Вы где до штрапной роты был?

Селиванов и Вострецов переглянулись. Говорить про разведшколу не стоило, поэтому Селиванов ответил:

– В тридцать четвертой гвардейской стрелковой дивизии.

Аманжол уважительно произнес:

– Уу-у. Знащит, десантник бил?

– Десантники.

– На парашют с самолета прыгал?

– Прыгали.

– А я на самолет летал. Короший у мине самолет бил. Мотор звер. А я летчик короший бил. Сам товарыш Иосип Сталин меня много прям знал, – Кузенбаев подвинулся, приглашая Селиванова сесть рядом. Селиванов сел, протянул руки к огню. Тепло лизнуло пальцы, согрело замерзшие ладони. Истома поползла по всему телу. Кузенбаев снял ушанку, оголяя ежик черных волос, шмыгнул носом, продолжил рассказ.

– Мине мат письмо из аул писал, Аманжол, приезжай, кошара крыша делать нада. Я товарыш Сталин телепон звонил, сказал, Иосип Бесарионыш, так, так, мине на дом нада. Он мине говорит: «Товариш Кузенбаев, как я без вас буду? Немеский самалет обнаглел сапсем. Ты, Аманжол, десять самалет сбивай и лети кошара делай». Я десять немес сбил, аул, где Гурьев, пирилител, кошара крыша стал делат. Немного остался, телепон мине звонит. Ой, бой! Моя апашка-мамашка мине киричит: «Аманжол, в самалет телепон звонит». Я бежал, турупка биру, слушаю, товарыш Сталин там мине говорит: «Аманжол, твой помыш нужна. Немес на Москва сапсем рядом подошел, кремл бомбит хошет».

Селиванов слушал внимательно, но заметил, что остальные слушатели, кроме Гришки, едва сдерживают смех, однако решил дослушать рассказ до конца.

– Я мотор заводил, самолет сел, на Москва быстра полетел. Пирилетел, посмотрел туда-сюда, немеский самолет нет. Я облака залетел, мотор выключал, сижу, жду, папирос курю. Пять папирос курил, смотрел, летит. Ой, бой! Десять, почти двадцать штук. Я немножко ждал, пока мимо лететь будут, из облака вышел и сзади их всех пулеметом пострелял. Все перебил, товариш Сталин звону: «Иосип Бесарионыш, ваше задание выполнял!» Он мине говорит, большой спасибо тебе, товариш Кузенбаев, Москва спасена, можете лететь, кошара дальше делать».

Вот так.

Селиванов улыбнулся, положил ладонь на плечо Кузенбаева.

– По-моему, ты, браток, брешешь.

Все рассмеялись.

Афанасьев ткнул Кузенбаева кулаком в бок.

– Вот пустомеля!

Кузенбаев ойкнул от неожиданности.

– Ээ-э, какой пустомеля. Я, как казахский герой Алдар-Косе, шутка люблю. Бес шутка воевать плохо. Ты понимаешь?

– Хватит ребятам голову морочить. Не слушайте вы его. Какой с него летчик. Он у нас приврать дюже любит, вот за свой язык и попал в штрафники. Точнее, за письмо… Один из его однополчан-земляков попросил написать письмо домой, так как был малограмотный и почти не умел говорить по-русски. Наш Кузя и согласился, но ввиду того, что в науках не силен, позвал одного грамотея, а сам взялся переводить. А перевел он так: «Дела хорошо. Отступаем. Если так дальше пойдет, то скоро буду дома»… С помощью грамотея письмо попало в руки политрука, а тот Кузю за его шутки-прибаутки и насмешки не очень любил, считал, что это вредит дисциплине. Может, и правильно считал. В общем, сослался наш Аманжол на свою безграмотность и неточность перевода. Это его и спасло… Но политрук все же добился отправки Кузи в штрафную роту. Не уберегся Аманжол, поймал его политрук, когда он спал на посту.

– Э-э, какой спал! Глаза немнога закрывался. Я снайпер был, весь день немес караулил стрелять, один убил, а политрук меня на пост ставил. Вот мой глаза и устал.

– Будет тебе плакаться, овца невинная.

– Какой овца?! Овца – женщина, я мужчина, значит, баран.

– Вот это точно. И на будущее тебе скажу, ты бы поменьше шутил, особенно с именем вождя, а то дошутишься до трибунала.

Громкий, дружный смех заполнил землянку. Когда он утих, Гришка обратился к Афанасьеву:

– Товарищ старшина, а вы как здесь оказались? За какую провинность?

Лицо Афанасьева посерьезнело.

– А я, сынок, из лиц постоянного состава. Сюда сам пришел, по собственному, так сказать, желанию. Прежнюю мою часть расформировали, так как после тяжелых боев от нее почти ничего не осталось, так я попал в наш полк, в полковую разведку. До поры везло, а потом ранило. После ранения предложили идти в штрафную роту, помогать вашему командиру, старшему лейтенанту Ковальчуку, воспитывать нарушителей воинской дисциплины, таких, как вы. Вот я и согласился. Опять же льготы здесь: продовольственное обеспечение повышенное и довольствие денежное к тому же… И вот теперь я с вами. А почему?

Гришка пожал плечами.

– Не могу знать, товарищ старшина.

– Объясняю. Как уже сказал старший лейтенант Ковальчук, скоро намечается наступление наших войск, и нашей роте среди первых придется идти в атаку.

– Почему нашей?

– Да потому, что предназначены штрафные роты для того, чтобы быть в самых горячих местах, проводить разведки боем и совершать прорывы вражеской обороны, обеспечивая наступление основных сил и искупая при этом свою вину кровью. Это наша основная задача. Штрафников в тыл к немцам командование старается не посылать, но сейчас случай особый, а потому вы собраны под моим командованием как группа разведки. Для чего, Вострецов?

– Не могу знать.

– А для того, чтобы уменьшить потери во время атаки. Чтобы не полегла наша рота на минном поле под огнем фрицев. К сожалению, данных о противнике на этом участке у полковой разведки, оперативного отдела и штаба дивизии очень мало. Мало ее и у нас. В связи с этим командиром роты принято решение провести в ближайшее время разведку своими силами и по возможности взять «языка». Понятно?

– Так точно.

– Это хорошо, что понятно. Для выполнения задания старший лейтенант Ковальчук собрал самых лучших и надежных бойцов из состава роты. Среди вас нет осужденных по уголовным делам. Все оказались здесь, как и ты с Селивановым, за нарушение воинской дисциплины. С Кузенбаевым все понятно, Магомедов, из-за своей излишней горячности и необдуманности своих действий, попал за драку с командиром…