Дина. Дар змеи - Лене Каабербол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Простите… — обратился я к женщине, что вела за руку маленького мальчика. — Где мне найти…
Она как ни в чем не бывало прошла мимо, и когда ребенок обернулся и хотел остановиться, она потащила его за собой и выругала так, будто он хотел залезть в грязь.
Она либо была грубиянка, либо ужасно торопилась. А может, и то и другое. Ну что ж, к счастью, на улице были и другие люди. Как, к примеру, два пожилых человека, что толковали меж собой. Я остановился и учтиво подождал, пока в их беседе наступит перерыв, но они делали вид, что не замечают меня. Их глубоко увлекла болтовня о ценах на холст в разных частях страны.
— Слышал я, коли отправиться с караваном прямо в Кампану, цены там низкие, аж десять марок за аршин полотна, — сказал один из них, размахивая своей тростью с серебряным набалдашником, чтобы подчеркнуть весомость своих слов.
Второй кивнул и начал шарить в кошеле, висевшем у него на поясе.
— Простите, — извинился я. — Но…
— Да. Да, да! — сказал тот, что с кошелем. — Вот тебе скиллинг. Однако же убирайся отсюда. Я-то полагал, что люди из Заведения не смеют клянчить милостыню.
Он бросил мне медный скиллинг. Я невольно подхватил его. Но тут же ощутил, как кровь горячо прилила к моим щекам, и уже совершенно точно знал — лицо мое стало краснее вареного рака.
— Не нужен мне твой скиллинг, — в ярости произнес я и швырнул монету ему под ноги.
Болтовня о ценах на холст прекратилась. Но хоть я и поторопился уйти, мне все равно были слышны их возмущенные замечания.
— Ну, слыхана ли такая наглость! — воскликнул один. — Ему мало одного скиллинга!
— Особенно как подумаешь о том, что теперь, когда у нас есть Заведение, нужды клянчить милостыню ни у кого нет! — произнес другой. — Но всегда найдется какой-нибудь бессовестный олух!
Поумнев от оскорбления, я в следующий раз задал вопрос тому, на ком была такая же серая рубашка, как на мне, и этот человек рассказал мне, как найти Серебряную улицу и дом Мессира Аврелиуса.
То был каменный дом со сверкающей черной входной дверью, с дверным молотком, отлитым в виде головы льва. Он так сиял, что я едва осмелился коснуться его. Я ведь уже понял, что серая рубашка делала меня одним из презреннейших в городе. Но ведь сюда мне поручили явиться, так что я поднял львиную голову и постучал.
Служанка отворила дверь.
— Чего тебе? — спросила она. — Господина дома нет, а мы ничего не заказывали.
Я показал ей деревянную дощечку.
— Тут что-то с воротами тележного двора.
— А, вот к нам кто… — ответила она. — Обойди дом, я отворю тебе с черного хода и впущу в кухню.
Она закрыла дверь, не дожидаясь ответа. Я зашагал вдоль дома, пока не добрался до открытых ворот и не прошел через них во двор.
— Теперь вниз! — окликнула меня девушка.
Кухня находилась в подвале, но даже там окна были застекленные, так что все равно гуда прекрасно проникал яркий свет.
— Будешь ждать, пока вернется господин! — сказала служанка. — Он объяснит тебе, что делать. Хочешь чашку чая? И ломоть хлеба? На подносе фру осталось немного от завтрака.
— Да, спасибо! — ответил я. Здесь, к счастью, было все по-другому, не то что в тростниковом лесу…
— Меня зовут Инес! — молвила служанка. — А тебя?
— Давин!
— Ты новичок, разве не так? Я тебя в Заведении не встречала!
Ее карие глаза с любопытством смотрели на меня.
— Мы прибыли позавчера. — ответил я.
— Вот как. Значит, ты еще не привык к этой жизни.
— И не стану привыкать, — сказал я, удивляясь тому, сколько злобы накипело в моей душе, стоило мне подумать о Приюте. — Мы останемся здесь всего несколько дней.
— Все так говорят. Но скажу тебе честно, приятель, эту рубаху… скинуть ее трудно!
— А сколько носила свою ты?
— Четыре года.
— Четыре года?
Я никак не мог себе представить, как кто-то… Спать на этой несчастной деревянной полке! Четыре года?!
Она пожала плечами.
— Здесь не так богат выбор, разве не так? Тебе показывали твою доску должника?
— Мою — что?
— Ну, так я и думала! В этом Заведении никаких подарков не получаешь!
— Это я уже понял! Я трудился в тростниковых зарослях почти два дня!
— Да, и это они также красиво отметили на одной стороне расчетной доски. А на другой стороне записана та сумма, которую ты должен им за еду и пристанище, и за баню, и за одежду. И она немного больше. Не намного. Лишь на столько, чтобы ты наверняка не смог оплатить долг.
— Вон что! Я надрывался, как… Мы нарубили кучу этого несчастного тростника, нагрузили им уйму паромов доверху. Это стоит куда дороже, чем нары и капля ячменной каши.
— Только Заведение решает, что сколько стоит. И твой труд, и ячменная каша!
— Они ведь ни слова не сказали об этом, когда мы прибыли.
— Так они не дураки. Они всегда очень приветливы с новенькими. В самом начале!
— Да, но ведь это надувательство!
— Добро пожаловать в Сагислок! — только и вымолвила она.
— А что будет, если взять и попросту уехать?
— Они называют это воровством, — ответила служанка. — Если они тебя догонят и схватят, то посадят в Сагис-Крепость.
— А это что такое?
— Да ты и вправду новичок, а? — Лицо у нее было такое, будто она никак не могла представить себе человека, слыхом не слыхавшего о Сагис-Крепости. — Это…
Но дальше она ничего не успела сказать. Хлопнула дверь, и чьи-то ножки, топая и спотыкаясь, быстро сбежали по ступенькам. Еще задолго до того, как маленькая девочка оказалась в кухне, мы услыхали ее плач, громкий и обиженный.
— Он ударил меня, Инес, он ударил меня!
Бархатные бантики в светлых локонах, алое бархатное платьице с белым кружевным воротником и серебряными пуговками на плечиках. Ясное дело, господское дитя!
— Ну, ну! — успокаивая девочку, произнесла Инес. — Можно поглядеть?
Девочка вытянула вперед ручку. По всей ладошке разлилось красное пятно.
— Он ударил меня линейкой! Ненавижу его!
Слезы полились по ее пылающим щечкам.
Седовласый мужчина в черном плаще спускался по лестнице быстро, но без суеты.
— Не желает ли маленькая фрекен[9]немедленно вернуться в классную? — сказал он. — Она даже не начинала еще учить текст предписания.
— Нет! — закричала маленькая фрекен, — Ты глупый старикашка, и от тебя воняет! Ненавижу тебя!