Пуговицы - Ида Мартин

— Надя сразу думала на тебя, но я не верил. А ведь это шикарный мотив. Ты требовала от Нади деньги, она их не принесла, и тогда, разозлившись, ты её убила.

— Полный бред!

Я не понимала, стоит ли объяснять, что шантажистка не я. Быть может, узнай Томаш, что запись есть ещё и у Лизы, то вообще откажется что-либо рассказывать.

— У меня мотива нет, — продолжал он. — А у тебя и мотив, и время, и возможность. Я очень хорошо помню тот день.

За дверью что-то заскреблось и показалась мордочка Даши.

Бровями, ресницами, тёмно-каштановым цветом волос она напоминала брата. Но глаза у неё были ясные, чуть раскосые и лукавые, а черты лица острые и резкие, тогда как лицо Томаша, даже когда он смотрел этим своим убийственным взглядом, всё равно оставалось мягким.

— Слава, я хочу есть. Ты обещал десять минут, а прошло четырнадцать.

— Хорошо, мой руки.

— А Микки с нами?

— Нет, извини, у меня дела, — я быстро поднялась.

— Ну пожалуйста, — заканючила девочка. — Останься. Мы быстро кушаем.

— Оставайся, — сказал Томаш, когда Даша ускакала в ванную. — Ты же смелая.

— Нет, я пойду, но сначала давай закончим, — я открыла телефон, отыскала то видео и одним движением удалила его. — Так кто забрал растяжку?

— Это Фил, — также быстро и по-деловому ответил Томаш.

— Ты не врёшь?

— Он потому и в драку полез, что я сказал, что знаю про растяжку. А вовсе не из-за тебя.

— Понятно. Может, ты ещё знаешь, кто меня запер в актовом зале?

Томаш покачал головой.

Я вышла в коридор и пока одевалась, они с Дашей молча наблюдали за мной.

— Ты вернёшься в школу? — уже выйдя за порог, спросила я.

— А можно вернуться? — удивлённо выкрикнула Даша. — Слава, пожалуйста, я очень хочу!

— Я подумаю, — сказал он и закрыл за мной дверь.

Значит, Фил. Он, конечно, лучше всех подходил на эту роль, хотя мотивов у него, в отличие от остальных, совершенно не было.

Я вышла от Томаша нервно взбудораженная, словно побывала под контрастным душем. Но не из-за того, что узнала. Это сам Томаш действовал на меня очень странно.

Забравшись в тёплый салон автобуса, я немедленно позвонила Филу. Попросила встретиться через пятнадцать минут возле его подъезда, он удивился, но отказываться не стал.

— Чего тебе в такую погоду дома не сидится? Меня мать на десять минут отпустила. Давай, выкладывай, чего там, — кутаясь в куртку, выдал Фил сразу, как только меня увидел.

На ногах у него были пластиковые шлёпки, а зажжённую сигарету он прятал в кулаке и затягивался через него.

— Скажи честно, это ты забрал растяжку?

— Что? Микки, ты тю-тю? — Фил натянул капюшон мне на лоб. — Бэзил предупреждал, что ты поехала на этой теме.

Я сдвинула капюшон на место.

— Томаш тебя видел.

— Вот, блин, — Фил недовольно сплюнул в сторону. — Нашла, кому верить. Томаш из ревности тебе любую фигню наплетёт.

— Почему это из ревности?

— А ты разве не знаешь, что он с Надей мутил?

— И чего?

— Чего-чего? Надя-то на меня запала, вот Томаш и злится до сих пор.

— Откуда такие фантазии?

Очень хотелось поприкалываться на эту тему, но сейчас было нельзя.

— Ой, Микки, это же и дураку понятно. Она ведь съёмку мне предложила, а не ему.

— Какую ещё съёмку?

Фил прикусил губу, обдумывая, не взболтнул ли лишнего, потом сообразил, что назад дороги нет, и признался:

— Короче, есть одно место. Фотостудия. Надя посоветовала. Меня моделью туда взяли.

— Что за студия?

Выпустив струйку дыма, он прищурился и недвусмысленно просигналил бровями.

— Что, правда? — я всё-таки расхохоталась. — Реально? Порнуха? Фил?!

— Ты чё, Микки, совсем? За кого ты меня держишь? — его обиженное лицо рассмешило ещё больше. — Я ж не какой-то там голодранец или приезжий, которому жрать нечего. Просто обнажёнка. Чисто эстетика. Это искусство, если хочешь знать.

— И на каких же педофильских сайтах можно полюбоваться на эту эстетику?

— Блин, обязательно так всё извратить? — он недовольно ткнул меня в плечо.

— Да ладно тебе, скажи. Мы с Лизой посмотрим. Поржём над голым Филом.

— Эй! Только Лизе не вздумай болтать. Ясно? Она не знает. И разозлится.

Меня разобрал ещё больший смех.

— Слушай, Фил, ты вообще хоть иногда головой думаешь?

— Ты меня специально позвала, чтобы наезжать? У тебя критические дни?

— Я когда к тебе шла, понятия не имела, как заставить тебя сознаться в том, что это ты взял растяжку. Но ты сам, добровольно, отдал себя мне в руки.

— Да? — Фил задумчиво помолчал, потёр подбородок. — Ты права, не подумал чего-то.

— Тогда просто колись, и я попробую не вспоминать про эту твою эстетику, — с трудом проговорила я сквозь смех.

— Пообещай, что не скажешь Лизе про фотки.

— Не скажу.

— Только, Микки, то, что я взял растяжку, вообще никакого отношения к Надиной смерти не имеет. Ты ведь это понимаешь? Я потому и говорить не хотел, что вы все на меня сразу бы начали катить.

— Просто расскажи, что ты с ней сделал и зачем.

— Да я над Липатовым прикольнуться хотел. Всего лишь запихнул её в рукав его куртки и всё. Клянусь! — отбросив окурок, Фил развернул меня к себе за плечи. — Ты мне веришь?

— Ну, так… Пока не знаю. Липа к тому времени уже ушёл из школы.

— Ничего не ушёл. Куртка его нормально себе висела в раздевалке.

— Где же он тогда всё это время был?

— А вот с этим уже не ко мне, — Фил расправил плечи и сунул руки в карманы спортивок. — Ты должна помириться с Лизой. Она переживает.

— Ты знаешь, из-за чего мы поругались?

— Приблизительно. Она сделала что-то, чего не должна была, и теперь сильно расстроена. Она тебя любит, Микки, будь к людям добрее.

Фил смотрел на меня с высоты своего внушительного роста.

— Меня никто не любит. По-нормальному, по-настоящему никто. Мы тусуемся, общаемся, проводим вместе время, но это ничего не значит.

— Лиза любит, — повторил Фил.

— Тот, кто любит, никогда не выдаст самый важный для тебя секрет ради собственной выгоды. Понимаешь? А того, кого любят, не предают.