Сталинские соколы против асов Люфтваффе - Георгий Баевский

И в этой тяжелейшей обстановке мой боевой товарищ Петя Кальсин не бросает меня! Только со второго захода ему удалось посадить свой самолет на ограниченно годную, вспаханную, покрытую снегом площадку вблизи фашистского аэродрома. Подбегаю к его самолету. Петр показывает рукой: «В кабину!» Мгновение — и я у него за спиной. Кальсин дает полный газ, самолет энергично поднимает хвост, лопасти воздушного винта бьют по земле, и — ни с места! Подняться в воздух вдвоем на одноместном истребителе с такой центровкой с пахоты невозможно. Быстро выскакиваю из кабины, подбегаю к хвосту самолета. Нужно развернуть его в сторону от врага. Обычно эту операцию выполняют четыре техника, но опасность удесятеряет силы, а тут еще увидел приближающихся людей с аэродрома. Я один поднял хвост самолета и развернул его! Срывая ногти, открыл лючок технического отсека в хвостовой части, сюда ставят аккумулятор, просунул голову и плечи, руками взявшись за шпангоуты. Теперь меня отсюда никто не вытащит! Упираясь ногами в пашню, пытаюсь раскачать самолет и помочь ему тронуться о места. Кажется, что время тянется очень медленно, а в голове одна мысль: лишь бы не схватили за ноги!

Наконец самолет трогается. Это был страшный взлет! Самолет бегал по заснеженному вязкому полю с погнутыми лопастями винта, не в силах оторваться. Петр то и дело прекращал разбег и резко разворачивал истребитель для новой попытки. При этом меня то больно било головой о противоположный борт, то почти вытягивало через люк наружу. Но я держался крепко! Наконец толчки и удары прекратились — мы в воздухе! Убрать после взлета шасси и закрылки не удалось, так как система уборки оказалась перебитой, но минут через 25–30 мы были дома. Чьи-то сильные руки вытаскивают меня из лючка, кто-то принес унты и шапку. Первое, что делаю, — обнимаю своего боевого друга:

— Петя, дорогой, спасибо тебе!

С трудом спускаюсь в землянку нашей эскадрильи, докладываю по телефону в штаб полка, начальник штаба не понимает:

— Как оба вернулись?.. Я видел посадку только одного самолета… Сейчас еду!

Но я его приезда не дождался. В глазах поплыли зеленые круги, а потом стало темно. Очнулся я на операционном столе, надо мной колдовали наши врачи.

На следующий день, выполняя воздушную разведку, гвардии лейтенант Виталий Попков увидел сгоревшую «раму» и остатки «лавочкина». Видел рядом глубокие колеи на снегу от шасси истребителя Петра Кальсина, по которым было видно, что, оторвавшись от земли и перелетев овраг, через 200–300 метров самолет вновь коснулся земли и снова оказался в воздухе, через сотни метров опять коснулся земли…

Докладывая, Виталий Попков повторял:

— Чудом взлетел Петр, случай просто удивительный!

Командующий войсками 3-го Украинского фронта генерал армии Р.Я. Малиновский издал приказ «О героическом подвиге летчиков 5-го гвардейского истребительного авиационного полка». В приказе говорилось: «…Отмечая блестящий подвиг летчика гвардии лейтенанта Кальсина П.Т. и образцы мужества, отваги и хладнокровия гвардии старшего лейтенанта Баевского Г.А., самоотверженно выполнивших свой долг перед Родиной, приказываю:

1. За мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками при выполнении боевого задания, наградить орденом „Красное Знамя“ гвардии лейтенанта Кальсина Петра Терентьевича, гвардии старшего лейтенанта Баевского Георгия Артуровича.

2. Учитывая, что гвардии лейтенант Кальсин лично сбил 16 самолетов противника, командующему 17 ВА представить материал на присвоение Кальсину П.Т. звания „Герой Советского Союза“.

3. Приказ объявить всему личному составу частей фронта».

Но не довелось бесстрашному гвардейцу Петру Кальсину встретить день нашей Победы.

После 12 декабря почти до нового 1944 года я пролежал в медсанбате. Лечение, внимание и забота врачей, частые посещения однополчан, казалось, быстро вернут и здоровье, и боевой настрой. Но через несколько дней узнал, что после тяжелого воздушного боя в составе группы в очень плохую погоду не вернулся Петя Кальсин. Не вернулся он и в последующие дни…

Запомнилось, как ежедневно медики обдирали обожженную кожу с моего лица, шеи, рук и ног, чем-то присыпали и мазали. Старания и забота медиков, доброжелательная атмосфера медсанбата оставили самую добрую память.

В начале 1944 года я был направлен в авиационный госпиталь в Москву. Ехал в столицу вместе с однополчанами, которые направлялись за получением самолетов в город Горький. И вот я дома, в Москве, на улице Мархлевского, дом 11, квартира 102. Звоню как обычно — три звонка. Дверь открывает отец:

— Жорка…

После сообщения Совинформбюро 14 декабря о нашем случае с Петей Кальсиным, которое отец с мамой слышали по радио, больше они обо мне ничего не знали… Да и сейчас я приехал еще весь перевязанный после ожогов.

Тут же я узнал, что мой младший брат Вовка, который было пропал без вести еще в сентябре, нашелся! Буквально на днях к нему ездила мама куда-то под Красноярск, где он оказался в госпитале после тяжелого ранения, с ампутированной ногой, в очень тяжелом состоянии. Обещают скоро привезти его в Москву. Как же ему не повезло, в 17 лет…

Узнал, что под Сталинградом погиб мой друг Толя Кокурин, за последний год погибли на фронте еще несколько друзей-одноклассников, умерли двое старших родственников…

Война продолжалась! Много говорили с отцом. После обморожения зимой 1941/42 года и ранения он был демобилизован, лежал в госпитале и вернулся домой только в 1943 году. В феврале 1944 года моего брата Владимира перевезли в Москву. Помню, как он приехал домой на костылях… Тяжело! Многое передумал я за это время. Здоровье уверенно улучшалось. Скорее бы в строй, в свой полк!

Г. Баевский и А. Кокурин, погибший под Сталинградом. 1942 году

Поздно вечером 4 февраля я уже спал, когда меня разбудил отец. По радио передали сообщение о присвоении звания Героя Советского Союза личному составу Вооруженных сил. В числе награжденных был и я. Конечно, это было здорово! К тому времени итог моей боевой работы составлял: боевых вылетов — 144, воздушных боев — 45, лично сбитых самолетов противника — 16.

Звезды Героев, как правило, вручали в Москве, в Кремле. Я прочитал Указ о присвоении в газете, получил соответствующую бумагу. Звоню в приемную Верховного Совета, говорю, что награжден, спрашиваю, когда прибыть для вручения. Мне отвечают: «Вы знаете, у нас большая очередь, позвоните попозже». Звоню уже в третий раз, тогда спрашивают:

— Кстати, какой орден вы получили?

— Присвоили звание Героя Советского Союза.

— Что же вы молчали?! Завтра же приходите!