Время прощаться - Джоди Пиколт

Я размышляю над тем, на что сегодня намекнул Верджил. Существует и третий вариант развития событий, о котором бабушка даже не предполагала: может быть, мама сбежала не от нас, а от обвинения в убийстве. Как по мне, такое о своей дочери тоже не очень-то хочется узнать.

Я, если честно, не считаю свою бабушку старой, но когда она встает с кровати, то выглядит на свой возраст. Двигается медленно, как будто у нее все болит, потом останавливается в дверях.

— Я знаю, что ты ищешь в компьютере. Знаю, что ты никогда не переставала задаваться вопросом, что же произошло. — Голос у бабушки такой же слабый, как и лучик света, очерчивающий ее фигуру. — Наверное, ты смелее меня.

В маминых журналах есть одна запись, похожая на резкий разворот на сто восемьдесят градусов — момент, когда она могла бы стать совершенно другим человеком, если бы свернула с выбранного пути.

Возможно, тем, кем является сейчас.

Ей тридцать один, она работает над докторской в Ботсване. Какой-то отдаленный намек на то, что она получила плохие вести из дому и с головой ушла в работу: описывала, какое влияние на слонов оказывают травматические воспоминания. Однажды случайно наткнулась на молодого самца, чей хобот застрял в проволочном силке.

Я догадалась, что подобные случаи не редкость. Исходя из того, что я прочла в маминых журналах, жители некоторых деревень питались в основном мясом обитающих в кустарнике животных, и охота повсеместно становилась прибыльным делом. Но в силки, которые ставили на импалу — чернопятную антилопу, — иногда попадали и другие животные: зебры, гиены, а однажды и тринадцатилетний слон по кличке Кеноси.

В таком возрасте Кеноси уже не являлся частью материнского стада. И хотя его мать Лорато все еще была матриархом, Кеноси вместе с остальными молодыми самцами отбился от стада — группа скитающихся самцов-подростков. В период спаривания он задирался к своим приятелям, как глупые мальчишки в моей школе толкают друг друга перед девчонками, чтобы те обратили на них внимание. У подростков всему виной обычная игра гормонов, и одни представители мужского пола могли рисоваться перед другими, просто демонстрируя свою взрослость и отвагу. У слонов то же самое: самцы постарше вытесняют самцов помоложе из процесса спаривания — что с точки зрения биологии просто идеально, поскольку самец слона полностью готов к размножению только в возрасте тридцати лет.

Правда, Кеноси могло, в конечном итоге, и не повезти со спариванием, потому что силки едва не оторвали ему хобот, а без хобота ни один слон не выживет.

Моя мама заметила, что Кеноси ранен, и тут же поняла, что он умрет медленной и мучительной смертью. Поэтому она отложила свое исследование и вернулась в лагерь, чтобы позвонить в департамент дикой природы — государственный орган, уполномоченный избавить слона от страданий. Но Роджера Уилкинса, в чьем ведении находился заказник, только недавно назначили на этот пост.

— У меня дел по горло, — ответил он маме. — Пусть природа сама обо всем позаботится.

В этом заключается работа любого исследователя: уважать природу, а не управлять ею. Но хотя эти животные были дикими, все равно это были ее слоны. Моя мама не стала бы стоять без дела и смотреть, как страдает животное.

В журнале записи обрываются. Она меняет карандаш на черную ручку, целая страница не исписана. И я домысливаю все то, что могло случиться в этот промежуток:

«Я вошла в кабинет начальника лагеря, он сидел с крошечным настольным вентилятором, который гоняет спертый воздух. «Элис, — говорит он, — добро пожаловать. Если тебе еще нужны выходные…» Я резко обрываю его. Не для этого я пришла. Рассказываю ему о Кеноси, об этом уроде Уилкинсе. «Да, система несовершенна», — признает мой начальник. Но он совсем меня не знает, если полагает, что я просто уйду. «Если вы не снимите трубку, — угрожаю я, — я сделаю это сама. Но позвоню в «Нью-Йорк таймс», на «Би-би-си», в «Нэшнл джиогрефик». А еще позвоню во Всемирную организацию защитников дикой природы, и Джойсу Пулу, Синтии Мосс и самой Дафне Шелдрик. Напущу на вас всех заинтересованных лиц и любителей животных в Ботсване. А что касается вас лично, то я столько дерьма вылью на этот лагерь, что финансирование данного исследования слонов будет перекрыто еще до захода солнца. Выбирайте: либо вы снимаете эту телефонную трубку, либо это сделаю я».

По крайней мере, именно так, мне казалось, она могла бы сказать. Но когда мама все-таки возобновила свои записи, на страницах ее журнала появился подробный отчет о том, как приехал недовольный Уилкинс с рюкзаком. Как он с кислой миной ехал с ней в джипе, сжимая ружье, пока она искала Кеноси с приятелями. Из маминых записей я знала, что на «ленд-ровере» ближе чем на пятнадцать метров к стаду самцов не подъедешь — слишком они непредсказуемые. Но мама даже не успела объяснить этого Уилкинсу, как он вскинул ружье и нажал на спусковой крючок.

«Не стреляй!» — закричала мама, хватаясь за ствол и направляя его в небо. Она резко переключила передачу, решив сперва отогнать «ленд-ровером» остальных молодых самцов. Потом отъехала в сторону, повернулась к Уилкинсу и велела: «А теперь стреляй!»

Он выстрелил. В челюсть.

Череп слона представляет собой массивную пористую кость, которая защищает мозг, расположенный в полости за всей этой инфраструктурой. Невозможно убить слона, если выстрелить ему в челюсть или лоб, потому что пуля, хотя и ранит, но мозга не достигнет. Если хотите гуманно убить слона — стрелять нужно прямо за ухо.

Мама написала, что Кеноси ревел от нестерпимой боли, еще сильнее той, которую ему приходилось терпеть до этого. Она выругалась матом на многих языках, хотя раньше никогда в жизни не ругалась неприличными словами. Она едва удержалась от того, чтобы не выхватить ружье и не направить его на самого Уилкинса. А потом случилось нечто невероятное.

Лорато, матриарх, мама Кеноси, бросилась к подножию холма, где топтался, истекая кровью, ее сын. Единственной преградой у нее на пути оказался мамин автомобиль.

Мама прекрасно знала, что нельзя становиться между слонихой и ее детенышем, даже если этому детенышу уже тринадцать лет. Мама сдала назад, чтобы путь между Кеноси и Лорато был чист.

Но слониха не успела добежать до сына, Уилкинс выстрелил второй раз, на сей раз в самую точку.

Лорато остановилась как вкопанная. Вот что написала мама:

«Она потянулась к Кеноси, погладила все его тело от хвоста до хобота, особо задержавшись на месте, где проволочный силок разрезал шкуру. Она встала над его массивным телом, как мать, готовая защитить своего детеныша. Из височных желез у нее выделялся секрет — темные ручейки по обе стороны головы. Даже когда стадо молодняка отошло, даже когда стадо самой Лорато присоединилось к матриарху и слоны стали прикасаться к Кеноси, Лорато отказывалась отходить. Солнце село, взошла луна, но слониха продолжала стоять, не желая или не имея сил уйти.

Как люди прощаются?

В ту ночь случился метеоритный дождь. Мне показалось, что небеса плакали».