Рубеж - Андрей Дышев

– Одни журналисты нас жалуют, – встретил он меня словами.

Я заинтересовался, кто это мог быть тут до меня.

– Небольшого роста такой… Э-э… Глезденев фамилия.

– А где он?

– Кажется, отправился с десантниками.

Я понял, что коллега меня обошел.

Потом меня представили Павлову, благосклонно выслушали мое желание полететь на высадку десанта с лучшим экипажем – с целью написания очерка о вертолетчиках. Разрешили и порекомендовали экипаж Сурцукова.

– Как, будем его на Героя представлять? – спросил начпо у командира.

– Будем!.. – коротко ответил Павлов. …С Валерой мы встретились уже в редакции – оба полные впечатлений, эмоций, переживаний. После той командировки, уже в июле, он написал материал: «Три саженца на память» под рубрикой «На дальней "точке", у границы». Хотя правильней было бы сказать «…за границей». Радиотехнический батальон ПВО, в котором был Глезденев, находился в Афганистане. Но сей факт пришлось скрыть. Он рассказал о нелегкой службе на краю пустыни, о том, как с нуля, на голом месте налаживалась жизнь и быт, как в неимоверно трудных условиях офицеры, прапорщики и солдаты несли боевое дежурство. И самое поразительное, трогательное – люди сумели вырастить здесь деревья и не жалели никаких сил, чтобы сберечь их.

Однажды в этих дальних краях побывал генерал армии Ю. П. Максимов, в то время командующий войсками Туркестанского военного округа. Об этом случае напомнил Владислав Васильевич Стуловский: «Уж очень командующему понравилось, что тут, в голой пустыне, был выращен настоящий сад и декоративные деревья. "Я к вам журналистов пришлю, – сказал он. – Из "Фрунзевца". – "А он уже был у нас", – отвечают и показывают нашу газету: «Три саженца на память".

Все дальше и дальше в историю уходит примечательное время, в котором мы жили. Будто затмевается, покрывается густым илом, поднятым со дна перестройкой. Время славных исторических решений, так и не ставших реальностью, незаметно подступающего, словно приливная волна, кризиса в экономике и политике, разрастающегося, как опухоль, дефицита товаров, усугубленного афганской войной, снижения темпов развития. Все это, как помнит читатель, пытались «лечить» многочисленными постановлениями «о дальнейшем улучшении идеологической, политмассовой работы», «усилением воспитательных воздействий». То было время директив – они стали «кумиром» власть имущих, движущей силой, указующим перстом, рычагом и т. д. На местах тоже буйно процветала практика удельных указов, распоряжений, циркуляров. «Несть им числа…» Любопытно прикоснуться к омертвевшим приказам, директивам, сдуть пыль и взглянуть на пожелтевшие листки, дышавшие некогда грозной «исходящей» силой. В моей тетради остались разрозненные записи этих документов за 1982 год. В них – время.

Приказ командующего войсками ТуркВО № 16 о смотре культпросветучреждений. Проводить в два этапа. Приказ № 14 – от 5.02.82 – об осуждении рядового Курганова за контрабанду. Провез 1 кг наркотиков из ДРА. ИТК – 7 лет.

Приказ МО СССР № 60 – об улучшении военно-охотничьего хозяйства.

Д-22/62 – командующего войсками ТуркВО. Позорные факты краж из военторга в Термезе.

Приказ МО СССР № 300 – о зачислении Л.И. Брежнева почетным курсантом учебного танкового полка.

Директива министра обороны и нач. Главпура № 9 – о подготовке к 60-летию образования СССР.

Цитата из выступления члена военного совета округа. Фамилия в данном случае не имеет значения. «Братский союз наций и народностей СССР, их совместный воинский труд, прогрессирующее сближение, взаимообогащение национальных культур – важные факторы укрепления воинских коллективов и всего народа СССР в целом… Следует умело пропагандировать советский образ жизни, фундаментальные ценности социализма. Магистральная задача – пропаганда среди молодежи исторических выводов XXV съезда КПСС…»

«Чем ближе день, когда в Москве откроется XIX съезд ВЛКСМ, тем активнее становится борьба армейской молодежи за его достойную встречу…»

Привожу эти выдержки не для ерничанья и без всякой снисходительной усмешки. Подобные идеологические клише заполняли страницы всех газет, и чем недобросовестнее были журналисты, тем чаще они использовали заученные обороты. А сколько молодых журналистов загубили свой талант, намертво приучившись к «железобетонной» фразе… Однажды наше местное руководство во главе с генералом из политуправления сильно переживало из-за досадной ошибки. «Вот замечательно, ничего не скажешь, хорошо осветила газета работу партконференции. Но всю работу смазали "шапкой": "Народ и армия – едины". Ведь надо же было: "Народ и партия – едины"!»

Впрочем, сейчас уже сомневаюсь, как должно быть правильным, может, как раз и наоборот…

Тяжелей всего переносились недомолвки, а то и откровенная ложь, когда приходилось писать о событиях в Афганистане. Каким-то непостижимым образом на месяц цензура вдруг ослабла, а верней, не совсем внятно было отдано разрешение на показ ответных боевых действий – к примеру, во время нападений душманов на колонны и воинские городки. Что тут началось! В первый же день «свободы печати» прямо в полосе завтрашнего номера вычеркивались ненавистные кавычки в словах «противник», «бой». Репортажи запахли порохом и кровью. Кончилось все это довольно быстро. Последовал грозный окрик из Москвы. На имя командующего, редактора газеты и военного цензора пришла бумага (а возможно, на командующего и начштаба округа – суть не в этом). Содержание бумаги сводилось к тому, что «Фрунзевец» своими публикациями способствует разглашению военной тайны, наносит ущерб государственным интересам. Прочитав сей документ, командующий вызвал полковников на ковер и провел соответствующую разъяснительную работу. После этой «встречи в верхах» военный цензор Евгений Петрович Назуков пожелал встретиться с коллективом. Был он слегка навеселе, очевидно, разгонял душевную тоску, но бдительности не терял. Свою речь он начал словами:

– Товарищи коммунисты, полиграфисты, черт знает, как вас еще назвать!

Все незамедлительно рассмеялись, никоим образом не обидевшись. Евгений Петрович не смутился, стал рубить дальше.

– Вчера ваш редактор вместе со мной пускал слюни на ковре у командующего. Ваш редактор молодец, он газету свою не читает! – Полковник перевел дух, обвел взглядом собравшихся. – Навешали на Владислава Васильевича разные побочные явления. Не знаю, по умыслу ли, по незнанию ли, но разглашаем военную тайну.

Он говорил витиевато, а местами загадочно. Немного протрезвев или подустав, он сделал пространный вывод:

– Надо всем знакомиться с вычеркнутым местом в своем или чужом материале. Надо сразу писать правильно, не надеясь, что проскочит. Не проскочит! Я словлю! Говорю вам: не пиши на всякие скользкие темы, а если сильно хочется заработать, то пиши коротко, не разглашая.

С первых слов эмоциональное выступление Евгения Петровича коснулось самых тонких душевных струн, потому я тут же стал конспективно записывать его. Благодаря чему и смог сохранить для будущего.