Полная капитуляция - Аманда Мэдисон

Однако Стивен, поймав взгляд матери, помахал ей и так весело подмигнул, что Энн невольно заулыбалась в ответ. Вот он-то нисколько не тревожится о том, что мама с папой уезжают. Для своего возраста Стивен был на удивление уверен в себе — весь в отца.

— Так куда же мы все-таки летим? — повторила Энн свой вопрос, и Рубен улыбнулся.

— В одно потайное местечко, — загадочно отозвался он. — Ты там никогда не была.

— Это далеко?

Лицо Рубена приняло озорное, почти мальчишеское выражение. После церемонии он вообще выглядел так, словно с его плеч свалился тяжкий груз.

— Нет, только по суше туда не попадешь.

Ночь, как всегда бывает в южных широтах, опустилась мгновенно, и, когда они подлетели к месту назначения, вокруг царила кромешная тьма. Внизу не было видно ни зги. Никаких следов цивилизации. Вертолет стал снижаться — казалось, он опускается прямо в море.

Наконец Энн удалось разглядеть огоньки. К ее удивлению, это оказались огромные факелы, зажженные по сторонам посадочной площадки.

— Где мы? — прошептала она, завороженная этой почти первобытной картиной.

— В моем укрытии.

Рубен взял жену за руку и, подведя к двери, помог спуститься на землю. Так, рука об руку, они нырнули под все еще вращавшиеся лопасти пропеллера и побежали к небольшой полуразрушенной крепости, по виду весьма старинной.

— Она твоя? — спросила Энн, едва переводя дух после пробежки.

Рубен подхватил ее на руки и понес в огромный зал, где на полу по коврам были разбросаны шелковые подушки, а в громоздких канделябрах на стенах горели свечи.

— Ага, снова свечи. — Энн засмеялась. — Вот уж не знала, что ты питаешь к ним такое пристрастие.

— Здесь нет электричества, — пояснил Рубен, опуская свою драгоценную ношу на подушки. — Так что если бы не свечи, я не смог бы тебя видеть, а я очень этого хочу, можешь мне поверить.

Энн ощутила, как ее щеки против воли заливаются краской — так чувственно прозвучали его слова.

— Ты правда этого хочешь? — прошептала она.

— Да, — подтвердил Рубен, устраиваясь на подушках. — Я просто умираю от желания видеть тебя обнаженной. — И прибавил низким глухим голосом: — Разденься для меня.

— Что?

— Хочу увидеть, как ты разденешься, чтобы я мог осмотреть свою жену. — Энн была шокирована и одновременно странно возбуждена. — Ты ведь обещала слушаться, — мягко упрекнул Рубен. — Сама говорила: теперь между нами все будет по-новому. Да, но…

Рубен, выжидательно приподняв бровь, молча смотрел на нее. Дрожащими пальцами, сгорая от непонятного смущения, Энн принялась расстегивать молнию на платье, а он, откинувшись на подушки, молча следил за ее движениями. За платьем настала очередь фаты, а потом кружевного лифчика. Энн расстегнула его, обнажив грудь.

— Хорошо, очень хорошо… — Под изучающим взглядом мужа Энн невольно покачнулась. Даже на расстоянии она чувствовала жар его тела. Глаза Рубена словно впитывали ее молочно-белую кожу, округлую грудь и нежно-розовые соски, казалось, набухавшие от его взглядов. — Дальше, пожалуйста.

Он был внешне невозмутим, однако Энн понимала, что это лишь маска. Она робко спустила трусики до колен, затем медленно сняла их. Стянула чулки и осталась совершенно обнаженной, не считая золотой диадемы, по-прежнему венчавшей ее голову. Щеки Энн пылали, ей казалось, что румянец смущения медленно ползет вниз, постепенно заливая ее тело до кончиков пальцев ног.

Рубен молча поднялся, подошел к ней и прижал нагое женское тело к своему, состоявшему, казалось, из одних мускулов, настолько оно было твердым. В том числе та его часть, твердость которой вызывала в ней ответную дрожь возбуждения.

Руки Рубена обвились вокруг ее тела, ладони обхватили ее обнаженные ягодицы. Он слегка приподнял ее, все крепче прижимая к себе. Энн казалась себе пустым сосудом, жаждавшим, чтобы его наполнили.

— Ты такая теплая, — шепнул ей на ухо Рубен. Таким, наверное, был голос змея-искусителя в библейские времена. — Прикасаться к тебе — райское наслаждение.

— А я горю, как в аду, — тихонько возмутилась Энн, которую уже сотрясали волны дрожи. Соски, тершиеся о ткань его костюма, мучительно напряглись, боль желания становилась почти нестерпимой.

— Тебе просто надо научиться терпению.

— Я пытаюсь, — простонала Энн, приподнимаясь на цыпочки и медленно водя рукой по его щеке.

Затем она обхватила его за шею, прижалась еще крепче, и таяла, словно воск, становясь все мягче, все податливей.

— Чудесно, — прошептал Рубен, пробегая пальцами вдоль ее позвоночника. — Просто чудесно.

Но Энн сгорала от нетерпения, она лихорадочно притянула к себе его голову, нашла его губы…

— Поцелуй меня, — хрипло прошептала она. — Поцелуй меня, как раньше.

Рубен подхватил ее на руки и отнес на низкую, устланную шелком и атласом кровать, которую Энн прежде не заметила. Она вдохнула запах сандала и лимона и, взяв лицо мужа в свои ладони, страстно прильнула к его губам, в то время как Рубен принялся лихорадочно освобождаться от одежды.

Больше не было ни церемоний, ни репетиций. В мгновение ока желание окончательно захлестнуло обоих и унесло в заоблачные дали, поднимая на пик наслаждения. Впервые после возвращения на Суэньо Энн почувствовала, что стоявшая между ними стена рухнула, невидимый барьер разрушился. В эту ночь Рубен любил ее не только со страстью, но и с удивительной нежностью.

По щекам Энн побежали слезы, слезы радости и надежды. У них все получится! Они снова обретут счастье.

Отдышавшись после экстаза, Рубен заключил Энн в объятия и натянул на нее простыню.

— Ты моя, понятно? Моя, и только моя.

— Да, мой господин и повелитель.

Глаза Рубена блеснули, и он легко коснулся губами уголка ее рта, затем ласково укусил нижнюю губу, слегка припухшую после бурной близости.

— Мне приятно, когда ты так говоришь.

— Я знаю.

— Ты уверена, что говоришь это не просто ради того, чтобы доставить мне удовольствие?

— По-моему, большего послушания найти уже невозможно.

— Послушание — это еще не полная капитуляция, — заметил Рубен, но тут же рассмеялся, заметив, как на лбу Энн появилась тревожная морщинка. — Ладно, этим мы еще займемся.

Ох уж эта кровь завоевателей и первопроходцев! Ее капитуляция, видите ли, не полная. Впрочем, сейчас Энн меньше всего хотелось об этом думать. Она чувствовала себя на седьмом небе от блаженства. Ведь раз он стал делить с ней смех, значит, ей все же удалось отыскать путь к его сердцу. И пусть он не сказал вслух, что любит, нежность все равно прорвалась наружу. Надо лишь дать ему время, погрузить его в волны своей любви. Время и любовь — вот все, что им нужно.