Самоцветные горы - Мария Семенова

– Ты очень разумно беседуешь, Атавид, – сказалВинитар. – Я встречал подобных тебе. Это люди, чьё тело претерпело ущербсловно бы в отплату за избыток ума. Мало чести кунсу, который избавляется отспособных дать мудрый совет, а потом ведёт своё племя туда, где ждёт дурная судьба.

Имел ли он в виду своего отца, прозванного Людоедом, и егопоход в веннские земли?.. А ведь знай люди Островов, подумалось вдругВолкодаву, что Понор – вовсе не поганая дыра на тот свет, а путь в славные иизобильные земли, если бы кто-то всё же вернулся и рассказал, не пришлось бы имтаскать корабли по льду на катках, переселяясь на Берег, и терпеть смертныемуки, замерзая под пятой ледяных великанов. И кто первым отправился бы.обживать новые земли, если не племя Закатных Вершин?.. И всё было быпо-другому, и не угас бы в лесах над Светынью маленький веннский род – СерыеПсы…

А может, кто-то и возвращался, и пытался рассказывать, далюди не верили?..

* * *

У всякого хозяина душа горит скорее послушать рассказ очудесных приключениях гостя. И уж в особенности если дом стоит в глухом углувроде Другого Берега, а гость появился такой, что от его рассказа невольно ждутмногого. Но если видит хозяин, – пришлый человек почему-либо не готовначинать откровенную повесть, – настаивать грех. Лучше подождать, поканезнакомец осмотрится в доме и разговорится сам. А не разговорится – что ж, егоправо так и уйти, не открыв имени-прозвища и ничего о себе не поведав. ДажеБогам случалось неузнанными скитаться среди людей, испытывая гостеприимствоСвоих земных чад. И все помнили, что бывало с теми, кто, движимыйподозрительностью или неумеренным любопытством, силой пытался вытянуть учудесных гостей, кто таковы.

Оттого Атавид, поняв, что светловолосый воитель с лицомблизкого родича кунса никак не желает отзываться даже на явственные намёки,отступился без обиды и раздражения и стал просто смотреть, как тот плясал икружился, вновь и вновь занося тяжёлый деревянный меч… и, между прочим, темсамым о себе немало рассказывая. Сам Атавид никакого оружия, кроме рыболовнойостроги, отродясь в руках не держал. И даже не потому, что увечье мешало.Просто не было необходимости. По озёрам и островам кругом деревни никогда нешалили разбойники, торговые пути, видевшие богатых купцов, пролегали весьмадалеко, красть у здешних жителей было особенно нечего, а если кто и удумал бызлое, тот вряд ли легко миновал бы кунса Вингорриха и его молодцов в лёгких,быстрых лодьях. Однако глаза Атавиду даны были не зря, он кое в чём разбиралсяи, узрев мастерство, способен был его распознать. И он безошибочно видел, что кнему припожаловал из Понора не просто воин, привычный сражаться. Это был вождь.И потомок вождей. Что будет, когда он встретится со своим… дядей по отцу,надобно полагать? И чем эта встреча родни отольётся его, Атавида, деревне?..

Старейшина смотрел на упражнявшегося Винитара, подперевздоровой рукой подбородок. Во всяком случае, он ни в чем не мог упрекнуть нисебя, ни своего сына. Особенно – сына. А это было самое главное.

* * *

До прошлой ночи знакомство Волкодава со страной Велиморограничивалось порубежным замком Стража Северных Врат семь лет тому назад.Крепость принадлежала Велимору, но стояла вне его границ, охраняя одно иззнаменитых ущелий со скалами, смыкающимися над головой таким образом, чтоувидеть разом и привычный мир, и Потаённую Страну никому ещё не удавалось.Помнится, в то время жизнь подкинула Волкодаву с избытком разных невесёлыхзабот, а потому, находясь совсем рядом, в удивительном ущелье он так и непобывал. И вот теперь он опять соприкоснулся с Велимором, и опять подле негобыл кунс Винитар…

Волкодав сидел на заднем дворе, греясь на ласковомпослеполуденном солнышке, и размышлял, было ли это случайным совпадением.Может, Боги тыкали его, как щенка, носом в одну и ту же лужу, а он,бестолковый, всё не мог уразуметь, чему его хотят вразумить?..

Пахло сквашенным молоком. Под свесом крыши бревенчатогоамбара висело несколько объёмистых бурдюков. В них отделялись от сывороткиплотные сгустки: готовился знаменитый козий сыр, который никто, даже народыприрождённых пастухов вроде халисунцев, не умели готовить так, как сегваны. Ипри этом жителям Другого Берега, выходцам с голодных Островов, была присущаценимая веннами добродетель бережливости. У них ничего не пропадало даром, втом числе сыворотка, которую в том же Халисуне в лучшем случае отдали бысвиньям. Только дома у Волкодава из этой сыворотки напекли бы на всю деревнюоладий или блинов. А здесь скорее всего оставят бродить и сделают хмельнойнапиток…

С той стороны амбара доносился перезвон струн и голосШамаргана, сопровождаемый хихиканьем девок. Шамарган пел по-сегвански, словноприрождённый сегван. И баллада была из тех, что любили на Островах: про то, какХрамн, кунс всех Богов, явился соблазнять синеокую Эрминтар и какоепрепирательство вышло у него с упрямой красавицей. Вот только Волкодав,слыхавший в разное время немало сегванских баллад, от величественных до вполненепристойных, именно этой что-то не припоминал. История гордой Эрминтар,ответившей отказом величайшему из небожителей, была вывернута забавным и неожиданнымобразом. Распалённый страстью Бог так и этак расписывал свою постельную удаль,не впадая, впрочем, в похабщину, а Эрминтар всякий раз находила, чем егосрезать.

“Ты думаешь, лишь борода у меня велика? Потом не захочешь изнать своего муженька!” – “Большая колода – большой и безжизненный груз, Амаленький шершень как цапнет – седмицу чешусь!”

* * *

Волкодав рассеянно слушал. Насколько ему было известно, ещёлет двадцать назад о Богах-Близнецах складывались песенки, наперченные куда какпокруче той, что распевал Шамарган. Причём складывались самыми что ни на естьгорячими поклонниками Двуединых. Про то, например, как Смерть решила известиБлизнецов и, обернувшись молодой женщиной, отправилась за их головами.

Да только Братья, не растерявшись, взяли красавицу в оборот,и так ей понравились их объятия и поцелуи, что Незваная Гостья не толькооставила Близнецов до срока в покое, но и стала с тех пор иногда давать пощадувлюблённым… Теперь всё изменилось, и песни стали другими. Теперь на островеТолми, в самом главном святилище, сидели люди, должно быть ещё в детстверазучившиеся смеяться. Нынешнее поклонение было предписано совершать сугуботоржественно и коленопреклонённо, В храмах без конца рассуждали о мученическойгибели Братьев, ни дать ни взять забыв в одночасье, что кроме мгновения смертибыла ещё целая жизнь, и её, эту жизнь, наполняло всё: и великое, и страшное, исмешное. Так вот, с некоторых пор было разрешено вспоминать лишь о возвышенноми скорбном. А за шуточки, в особенности малопристойные, запросто и вСамоцветные горы можно было угодить. Волкодав в глубине души полагал, чтоглупее при всём желании трудно было что-то придумать. Что же это за вероучение,которое изгоняет из себя смех? И долго ли оно такое продержится?.. Ведь сильныеи уверенные в себе всегда охотно смеются, не обижаясь на остроумную шутку. И,наоборот, знаков раболепного почтения требует лишь тот, у кого мало причин дляуверенности, что его действительно чтят.