Кровь королей - Юрген Торвальд

Я не следил за дальнейшим развитием событий. Мощная тень Александра еще стояла над всем, что происходило в России, и государственная машина еще несколько лет работала так же, как и прежде. В то время я был занят исключительно новыми открытиями в области хирургии – тогда флагманом этой науки была Германия.

В течение года ждали первого ребенка царской четы, и когда вместо сына родилась дочь Ольга, эта новость у многих вызвала разочарование.

Еще через год по древней русской традиции должна была состояться торжественная коронация Николая II. Она прошла 14 мая 1896 года в Москве в Успенском кафедральном соборе. Несколько месяцев спустя, осенью 1896 года, я уехал в Берлин, чтобы работать в больнице Шарите. В следующем году я жил в Париже в отеле «Дье», а затем два года провел в Лондоне. О том, что происходило на родине, и в особенности в Петербурге при дворе, я узнавал из третьих рук, то есть почти ничего не знал. Когда в 1901 году я, хирург с большим опытом работы за рубежом, вернулся в Петербург, у меня появилось множество пациентов из числа знати и наших перекормленных крупных буржуа, страдающих от всевозможных болезней. Как раз в это время у царя родилась четвертая дочь. Это была Анастасия – как говорили, очень красивая девочка.

Все другие дочери, по слухам, также были очаровательны. Но повсюду раздавались голоса, требовавшие, чтобы «наконец появился наследник». Застенчивость и затворничество царя и царицы перевернули Петербург с ног на голову. Ушли в прошлое большие приемы, которые устраивал Александр III. Новый император отдалился от старой придворной знати. Он избегал людей, всяческого беспокойства, празднеств… Он жил в Царском Селе семейной жизнью обывателя. Государственные дела были для него обременительной обязанностью.

Придворная знать, которая не могла больше блистать и делать карьеру в окружении царя, собиралась за пределами Царского Села в различных петербургских клубах и оттуда посредством интриг и взяток пыталась воздействовать на ход событий.

Существовал странный салон князя Андроникова. Князь, как он хвастался, был знаком с камердинером царя, благодаря чему получал ценную информацию. Был еще салон Бурдукова. Шталмейстер двора Бурдуков, который при дворе не играл никакой роли, состоял в тесных дружеских – а также финансовых – отношениях с двумя любимыми адъютантами царя: генералом Саблиным и адмиралом Ниловым. Через них он узнавал, что происходило в узком семейном кругу императора и какие решения принимал или поддерживал Николай II. Бурдуков выгодно продавал эти сведения политикам и дельцам… Похожие кружки собирали баронесса Розен и графиня Игнатьева – ее салон называли «черным».

Многие члены этих кружков были моими пациентами. От них я получал разные сведения о Царском Селе. От них же я узнал и историю «борьбы за престолонаследника», которая началась в Царском Селе как раз в дни моего возвращения. Эта борьба была столь таинственной и гротескной, что я, вернувшийся домой со свежими воспоминаниями о трезвом мире Англии, долгое время сомневался в правдивости услышанных мной рассказов.

– Императрицу консультирует теперь французский врач, – сказала мне как-то вечером баронесса Розен. – Она специально вызвала его из Франции. Он может сделать так, чтобы рождались мальчики…

Я не знал, шутит она или говорит серьезно. В Петербурге за время моего отсутствия – вероятно, из-за скуки, возникшей после исчезновения прежней придворной жизни, – распространились суеверия. Спиритизм и подобные увлечения стали очень модными.

– Вот как, – ответил я насмешливо, – кто же этот волшебник?

– Необыкновенный человек, – сказала баронесса в искреннем восхищении. – Это нечто совершенно новое – толкователь снов…

– Ах, – удивился я, – это действительно что-то новое. Значит, не врач, а в некотором роде ясновидец…

– Нет, нет, – ответила она. – Доктор Филипп лишь определяет болезни и телесные недуги, опираясь на сны, и лечит с помощью заклинаний. Во Франции его успехи привлекли всеобщее внимание, и о нем услышал наш военный атташе в Париже…

– Граф Муравьев-Амурский? – спросил я. Я познакомился с графом в Париже. В моих воспоминаниях он остался испорченным сыном нашей знати – одним из многих.

– Да, – сказала баронесса мечтательно. – Он открыл нам доктора Филиппа и рекомендовал его черногорским княжнам, которые тогда приехали в Париж. Будучи подругами Александры Федоровны, они тотчас вспомнили о том, что царская семья никак не дождется рождения царевича. Они спросили Филиппа, способен ли он сделать так, чтобы родился именно мальчик. И – представьте себе – это в его силах. Во Франции он помог сотням женщин, которые уже отчаялись родить мальчиков… Сейчас доктор Филипп уже четвертую неделю находится в Царском Селе. Он полон уверенности. Слыша в последние недели все более явные упреки со стороны двора, императрица теряла покой, но теперь ее состояние совершенно изменилось…

– Могу я познакомиться с этим человеком? – спросил я. Я подумал об упомянутых черногорских княжнах, которые в это время привлекли к себе внимание всего петербургского общества, потому что сумели найти подход к недоверчивой императрице. Это были дочери черногорского князя Николы, позднее ставшего королем. Они воспитывались в Петербурге. Одна из них, Милица, вышла замуж за великого князя Петра Николаевича, другая, Стана, – за князя Георгия Максимилиановича Романовского, герцога Лейхтенбергского, с которым она, впрочем, впоследствии развелась, чтобы стать супругой великого князя Николая Николаевича. Пока Александра Федоровна не была царицей, сестры не играли никакой роли при дворе. Я подозревал, что они лишь из честолюбия воспользовались ее нуждами и страхами, проявив бесконечное терпение и сумев добиться большего успеха, чем остальные. Как бы то ни было, они привезли кудесника Филиппа в Петербург.

– Надеюсь, – сказала баронесса, – что вы познакомитесь с доктором Филиппом в моем салоне. Все салоны борются за то, чтобы продемонстрировать своим членам сеанс толкования снов… Наибольшие шансы сейчас, к сожалению, у старика Игнатьева. Но это страшилище…

Я распрощался, прежде чем она закончила фразу. Мне не доставляло никакого удовольствия выслушивать обычные для того времени изъявления взаимной ненависти от хозяев соперничающих петербургских салонов.

Через две недели баронесса Розен прислала ко мне курьера с известием, что французский кудесник, который в это время жил в Царскосельском дворце, следующим вечером будет гостем ее салона…

Я отправился к баронессе и увидел человека, напоминавшего ярмарочного знахаря, – примитивного, без какого-либо образования, говорившего по-французски с ошибками. Но в глазах восхищенных слушателей именно его примитивность и ошибки казались достоинствами. Испытывая упадок и пресыщенность, петербургское общество искало «здоровой простоты», что и стало причиной успеха Распутина через несколько лет.

– Разве он не чудо? – совершенно серьезно спросила меня баронесса Розен, когда Филипп с тупым лицом выслушивал рассказ одной из присутствующих дам о ее последнем сне. Затем он положил руки на виски дамы. Руки у него были грубые и неприятные, однако салонное общество смотрело на них как на руки святого. Он провел по вискам, и мне в тот же момент стало ясно, что если он и обладает силой, то необычной силой гипноза или внушения, силой, о которой я кое-что узнал во Франции.