Жизнь под чужим солнцем - Елена Михалкова

Максим покачал головой и, помолчав, произнес:

– Даша, я не хочу тебя обижать, но ты говоришь полнуючушь. Конечно, то, что ты слышала, действительно не доказывает, что парняубили. Хотя я его видел и не думаю, что он выпивал. По-моему, он очень заработу держался. Но вот по поводу какого-то иска, морального вреда, которыйтебе хозяин может предъявить… Подумай сама, при чем здесь ты? Разве ты нанеслабы вред репутации отеля? Скорее уж убийца, если он был. И даже если бы ничегоиз того, о чем ты говоришь, не было доказано, твои слова всего лишь правдивыепоказания, данные полиции, и к отелю они не имеют никакого отношения. Ты же несобиралась давать интервью в газетах о том, что здешнее побережье кишмя кишитубийцами, а особенно в нашем отеле. Кстати, должен тебе сказать, что даже втаком случае доказать какой-то там вред, особенно моральный, было бы оченьтрудно. Правда, я ориентируюсь в основном на наше законодательство, но почти несомневаюсь, что турецкое в данном вопросе принципиально не отличается.

– А ты уверен, что прав? – спросила Даша,смущаясь. – Не обижайся, просто ты же вроде занимаешься корпоративнымправом? А тут совсем другое дело.

К ее облегчению, Максим не обиделся.

– Не хочу хвастаться, но я довольно хорошийюрист, – усмехнулся он. – Понимаешь, меня в свое время взяли в туконтору, в которой я сейчас тружусь, по протекции одного приятеля. Он почему-тобыл уверен, что я талантливый и совершенно напрасно прозябаю в какой-то мелкойфирмочке, окучивая потенциальных приобретателей спутниковых тарелок. Так вот,он поговорил с управляющим корпорации, рассказал ему, что я там посовместительству еще и юридическими вопросами занимаюсь, поскольку у директорапросто денег нет, чтобы еще и юриста нанять. В общем, меня взяли. Сиспытательным сроком, конечно, но я его благополучно прошел. А ведь у меня дажеюридического образования до сих пор нет – времени не хватает, чтобы «корочки»получить. Так вот, я там пахал как лошадь, желая доказать, что они во мне неошиблись, и чтобы приятеля своего не подставить. Я два года подряд ничего,кроме юридической литературы, не читал в принципе. Даже газет! Мне все новостисестренка рассказывала. Любой вопрос, с которым ко мне обращались, я дотошнопрорабатывал, ночами над справочниками сидел, пока не понимал: я все понял илюбому могу объяснить. А потом мне уже никому ничего доказывать не нужно было,но я все равно продолжал – по инерции, потому что втянулся уже. Так чтоошибаться я, Даша, могу, конечно, но только не в этом вопросе.

– Значит, Алина в этом совершенно неразбиралась, – задумчиво сказала Даша.

– Ну да, – кивнул Максим. – Или, наоборот,разбиралась.

– В смысле?

– Понимаешь, меня очень удивляет, что Алина была противтвоего обращения в полицию. Мало того, такие аргументы привела, что я несомневаюсь: она не искренне ошибалась, а тебя хотела ввести в заблуждение. Самаже прекрасно все понимала.

– Почему ты так думаешь? – удивилась Даша.

– Интуитивная уверенность.

– Да ты же ее совсем не знал!

– Ладно, хватит об Алине, – помолчав, ответилМаксим. – Вон наши собрались мячик покидать, пойду к ним. Тыприсоединишься?

Даша отказалась и осталась сидеть на лежаке. Мысль о том,что Алина ей врала, оказалась очень неприятной. Но для чего, не могла онапонять, для чего врала?

Посидев немного, Даша решила не забивать себе голову, апросто позагорать. Она сначала легла на спину, но солнце слишком припекало, иДаша перевернулась на бок. Слева от нее пожилая немка, обвешанная бижутерией,которую Даша несколько дней назад приняла за русскую, читала книжку необычногоформата – не намного больше сигаретной коробки, но при этом очень толстую.Странно, подумала Даша, у нас такого еще не начали издавать. Она прикрылаглаза, но книжка в яркой обложке не выходила у нее из головы. То есть некнижка, а… Блокнот! Алинин блокнот, который Даша сунула в свое полотенце, апотом куда-то положила совершенно машинально… Куда же?

Даша начала рыться в пляжном пакете, который всегда таскалас собой, к неудовольствию Алины, считавшей, что с пакетами ходят толькостарушки на рынок, а приличная дама должна носить на пляж особую пляжную сумку.Даша бы и носила, но беда в том, что такой изумительной пляжной сумки, как уАлины, – вместительной, на широкой ручке через плечо, с крупнымикрасно-золотыми рыбками, изгибавшимися на прозрачном пластике, – такойсумки у нее не было. Когда они ходили загорать вместе с Алиной, она складываласвое, как выражалась Алина, барахло к ней в сумку, а когда шла одна, брала этотсамый пакет красивого зеленого цвета с надписью «Гленфилд». И вот теперь роясьв нем, Даша никак не могла вспомнить, сунула она сюда блокнот или нет.

Вот он! Даша выпрямилась, с удовлетворением рассматриваявишневую кожаную обложку. Даже такая ерунда, как обложка блокнота, была у Алиныне из заменителя, а из натуральной кожи. Что же там Алина писала про заявление…

Листая блокнот, Даша наткнулась на несколько деловых записей(кто-то кому-то должен был позвонить), на несколько явно в спешке записанныхтелефонов, на какой-то непонятный рецепт, начинавшийся словами «Взять восемьтрюфелей, чернику и триста двадцать граммов утиной печени», на какие-тонаброски… Заявления не было. Удивленная Даша закрыла блокнот и уставилась впространство. Она совершенно точно помнила, что, когда она вошла после завтракав комнату, Алина писала что-то именно в блокноте. Не могла же она записыватьрецепт с трюфелями!

Подумав, Даша опять открыла вишневую книжку и пролистала ещераз, гораздо медленнее, вглядываясь в каждую страницу. Может быть, у Алины былсвой шифр? Например, трюфели означают полицейских. А что, очень даже похоже,решила Даша, в жизни своей не видевшая трюфелей. И все же, если серьезно, кудамогли деться записи?

Обложка книжки была прочной, увесистой, сделанной на совесть.Такая точно не развалится, подумала Даша. Стоп! А зачем она такая толстая? Дашаторопливо раскрыла блокнотик на первой странице, и в глаза ей сразу бросилисьнесколько листочков, вложенных под обложку. Могла бы и сразу догадаться,обругала себя Даша, видела же, что Алина вырывала листики. Достав странички,исписанные мелким почерком, она аккуратно разложила их на колене и началанеторопливо просматривать.

Русские и английские слова шли сначала вперемешку, каким-тобессмысленным текстом, но потом Алина, видимо, поняла, что так ничего невыходит, и стала описывать обстоятельства кражи на русском. Она писала ссокращениями, и Даша с трудом разбирала слова. Потом Алина начала переводитьтекст, искусственно усложненный какими-то юридическими оборотами, наанглийский. Перевод был плохой. Даша только вздохнула при мысли о том, чтоработу, над которой Алина корпела все утро, она сама бы могла шутя сделать заполчаса. Просмотрев странички, которых оказалось всего шесть, Даша не нашла вних ничего, привлекающего внимание. Кроме…

Красивая буква «Н» была выписана на середине четвертойстраницы, как раз там, где перевод особенно не удавался Алине, и она заменяласложные предложения на более простые. Видимо, устав, она начала вырисовывать наполях эту изящную букву, обведя ее несколько раз и снабдив необходимымколичеством завитушек. Почему «Н»? Неожиданно в Дашиной памяти ожиловоспоминание о том, как шестнадцатилетней девчонкой она выписывала на пескетонким прутиком имя мальчика, в которого была без памяти влюблена, а потомстирала все буквы, кроме первой, чтобы никто не догадался. Звали мальчикаАндреем, и она красиво выписывала заглавное «А». Мама долго потом натыкалась набукву, написанную в самых неожиданных местах – на обороте клеенки, на квитанцииза электричество, на поздравительной открытке.