Бледный огонь - Владимир Набоков

Короткая часть пляжа между рестораном в начале променады и гранитными скалами в конце была почти пуста. Далеко налево три рыбака грузили в гребную лодку бурый от водорослей невод, а прямо под тротуаром пожилая женщина в платье в горошинку, с треуголкой из газеты на голове («Экс-короля видели…»), сидела с вязаньем на гальке, спиной к улице. Ее забинтованные ноги были вытянуты на песке, с одной стороны лежала пара ковровых шлепанцев, а с другой — клубок красной шерсти, нить которого она то и дело дергала незапамятным резким движением локтя земблянской вязальщицы, поворачивая клубок и ослабляя натянутую нить. И наконец, маленькая девочка во вздувающейся юбке неуклюже, но энергично гремела по тротуару коньками на роликах. Мог ли карлик на полицейской службе изображать ребенка с косичками?

Ожидая, пока удалится русская чета, король остановился у скамьи. Человек с мозаичным лицом сложил газету, и за мгновение до того, как он заговорил (в нейтральном промежутке между облачком дыма и звуком выстрела), король понял, что это Одон. «Это все, что можно было сделать за такое короткое время», — сказал Одон и оттянул щеку, демонстрируя, каким образом разноцветная полупрозрачная пленка пристает к лицу, изменяя его контуры в соответствии с натянутостью. «Вежливый человек, — добавил он, — обычно не станет рассматривать чересчур близко изуродованное лицо несчастного». — «Я высматривал shpiks (шпиков)», — сказал король. «Целый день, — сказал Одон, — они патрулировали набережную. Сейчас они обедают». — «Я хочу пить и есть», — сказал король. «Кое-что есть в лодке, пусть только исчезнут эти русские. На ребенка можно не обращать внимания». — «А эта женщина на пляже?» — «Это молодой барон Мандевиль — тот самый, у которого была эта дуэль в прошлом году. Пойдемте теперь». — «Нельзя ли нам взять с собой и его тоже?» — «Не пойдет — жена, ребенок. Пошли, Чарли, пошли, Ваше Величество». — «Он был моим тронным пажом в день коронации». Болтая таким образом, они подошли к Риппльсоновой пещере. Надеюсь, это примечание доставило читателю удовольствие.>>>

Строка 162: Невинным языком, и т. д.

Это исключительно окольный способ описания застенчивого поцелуя сельской девушки, но и все описание весьма искусственно. Мое отрочество было слишком счастливым и здоровым, чтобы заключать в себе что-либо отдаленно напоминающее обморочные припадки, испытанные Шейдом. У него, вероятно, была легкая форма эпилепсии, схождение нервов с рельс в одном и том же месте, на одном и том же изгибе пути, каждый день в течение нескольких недель, пока природа не исправила повреждения. Кто может забыть добродушные лоснящиеся от пота лица медногрудых железнодорожных рабочих, опирающихся на свои лопаты и провожающих глазами окна осторожно скользящего мимо экспресса?>>>

Строка 167: В моей безумной юности, и т. д.

Поэт начал Песнь вторую (на четырнадцатой карточке) 5 июля, в свой шестидесятый день рождения (см. примечание к строке[181], «сегодня»). Моя оплошность, измените на шестьдесят первый.>>>

Строка 169: О посмертной жизни

См. примечание к строке[549].>>>

Строка 171: Великий заговор

В течение почти целого года после побега короля экстремисты оставались уверены, что ни он, ни Одон не покинули Зембли. Эту ошибку можно объяснить только той примесью глупости, которая фатальным образом присуща самой компетентной тирании. Летательные машины и все с ними связанное околдовало умы наших новых правителей, которым благосклонная история вдруг подарила для развлечения целый ящик этих стрекочущих и возносящихся игрушек. Им казалось невероятным, чтобы столь важный беглец не совершил акта побега воздушным путем. Через несколько минут после того, как король и актер прогремели вниз по черной лестнице Королевского театра, каждое крыло в небе и на земле было взято на учет — такова была распорядительность правительства. В последующие недели ни один частный или коммерческий самолет не получил разрешения сняться, а проверка транзитных пассажиров стала такой строгой и затяжной, что международные линии решили отменить остановки в Онхаве. Было несколько жертв. Какой-то энтузиаст сбил малиновый воздушный шар, и аэронавт (известный метеоролог) утонул в заливе Изумления; пилот с лапландской базы, вылетевший со спасательной миссией, заблудился в тумане и подвергся такой травле со стороны земблянских истребителей, что снизился на горном пике. Всему этому можно найти оправдание. Иллюзия присутствия короля в земблянской глуши поддерживалась роялистами-заговорщиками, заманившими целые полки на поиски в горах и лесах нашего сурового полуострова. Правительство затратило несуразное количество энергии на торжественную проверку личности сотен самозванцев, переполнявших тюрьмы страны. Большинство из них отделалось шутками и вышло на свободу. Небольшое число, увы, погибло. А потом, весной следующего года, из-за границы пришла ошеломляющая новость. Земблянский актер Одон ставит фильм в Париже!

Теперь был сделан правильный вывод, что если Одон бежал, то бежал и король. На чрезвычайном заседании экстремистского правительства передавался из рук в руки в мрачном молчании номер французской газеты с заголовком: L'EX-ROI DE ZEMBLA EST-IL À PARIS? Мстительное раздражение скорее, чем государственная стратегия, подвигнуло тайную организацию, в которой Градус был мелким членом, на составление плана уничтожения царственного беглеца. Мстительные злодеи! Их можно сравнить с хулиганами, у которых руки чешутся истязать того неуязвимого человека, чье свидетельское показание упекло их в пожизненную тюрьму. Известны случаи, когда такие каторжники впадали в бешенство от мысли, что их неуловимая жертва, самые тестикулы которой они жаждут выворачивать и рвать своими когтями, сидит в это время на пиру под трельяжем на солнечном острове и ласкает меж своих колен прелестное юное создание в безмятежной безопасности — и смеется над ними! Кажется, не может быть ада хуже, чем та беспомощная ярость, которую они испытывают, когда до них доходит весть об этом нерушимом сладчайшем веселье и пронизывает их, медленно разрушая их звериные мозги. Группа особенно преданных делу экстремистов, называющих себя «Тенями», собралась и поклялась затравить короля и убить его, где бы он ни находился. Они в известном смысле были теневыми близнецами карлистов, — у многих из них и в самом деле были двоюродные и даже родные братья среди приверженцев короля. Без сомнения, происхождение обеих групп восходит к различным безрассудным ритуалам студенческих братств и военных клубов, а их распространение можно понять как модные причуды и антипричуды; но меж тем как для объективного историка с карлизмом ассоциируется романтический и благородный ореол, его теневая группа должна поражать воображение как нечто определенно варварское и омерзительное. Гротескная фигура Градуса, помесь летучей мыши и краба, была не намного необычайнее, чем другие Тени, как, например, Нодо, сводный брат Одона, эпилептик и карточный плут, или сумасшедший Мандевиль, который потерял ногу, пытаясь изобрести антиматерию. Градус давно был членом всевозможных худосочных левых организаций. Он никого еще не убил, хотя несколько раз за свою серую жизнь был довольно близок от этого. Он настаивал впоследствии, что когда оказался избранным, чтобы выследить и убить короля, выбор был решен на картах, но не забудем, что тасовал и сдавал их Нодо! Возможно, что иностранное происхождение нашего кандидата тайным образом подсказало его назначение, дабы ни один сын Зембли не принял на себя бесчестия фактического цареубийства. Мы легко можем представить себе сцену: призрачный неоновый свет лаборатории в пристройке Стеклянного завода, где в эту ночь собрались на заседание Тени, пиковый туз на кафельном полу, водка, глотаемая из лабораторных пробирок, множество рук, хлопающих Градуса по круглой спине, темное возбуждение человека, принимающего эти довольно-таки предательские поздравления. Мы относим этот фатальный момент к пяти минутам после полуночи 2 июля 1959 года — день, который случайно был также днем, когда ни в чем не повинный поэт набросал первые строки своей последней поэмы.