Равнодушные - Альберто Моравиа

Они снова поцеловались.

— Значит, вечером ты придешь ко мне, да, Карла? — небрежным тоном сказал Лео.

Она побледнела.

— Как это к тебе?

— Ко мне домой, — пояснил Лео, глядя ей прямо в глаза. Он увидел, что она колеблется, — наклонила голову, словно ища что-то на ковре.

— Нет… Это невозможно, — сказала она наконец.

— Почему? — не сдавался Лео. — Ты обещала… И ты должна прийти.

— Нет… нет. — Она покачала головой. — Это невозможно.

Секунду оба молчали. Лео смотрел на Карлу, тугая грудь под узким платьем возбуждала его, кровь прилила к его лицу, и без того красному.

«Какой чудесной любовницей будет эта курочка! — подумал он. — Ах, какой она будет любовницей!» Он стиснул зубы, сгорая от страсти, обнял ее за талию.

— Карла, ты должна прийти, так нужно, если ты не придешь, то… — Он запнулся, лихорадочно подыскивая убедительный довод. Внезапно он вспомнил, до чего ей осточертела ее теперешняя жизнь и как она жаждет новой. — То как же ты сможешь начать новую жизнь?! — тихо докончил он.

Она посмотрела на него. «Он хочет всего лишь поразвлечься, — трезво подумала она. — И все-таки он прав — это будет новой жизнью». Она понимала, что для этого сначала надо безжалостно испепелить прошлое, но ночное свидание в чужом доме было ей противно, пугало ее.

— Я приду днем, — предложила она с лицемерным простодушием. — В один из ближайших дней… Да? Выпьем чаю, побеседуем… Хорошо?

— Не хочу чаю, я в тебе души не чаю, — сказал Лео. И сразу же после этой плоской остроты перешел в атаку. — Нет, любовь моя… либо сегодня ночью, либо никогда.

— Но пойми, Лео… — умоляюще лепетала она.

— Я буду ждать тебя в машине, — продолжал Лео. — И еще до наступления утра отвезу домой. — Он на миг взглянул на нее. — Вот увидишь, тебе это так понравится, что ты станешь проводить у меня все ночи.

— Нет, — испуганно шептала она.

«Нет, все должно быть ясно… придется все сказать…» Она посмотрела на Лео, и вдруг ей захотелось закричать от ужаса. «Все ночи, — повторила она про себя… — Что он такое говорит? Как я дошла до этого?»

— Я уверен, что ты придешь, — сказал Лео и грубо взял ее за локоть, — Скажи, что придешь! Да?

Она ухватилась за последний предлог.

— Но ведь мы всего два дня, как… любим друг друга… Почему ты не хочешь подождать? Неужели ты не понимаешь, что каждая женщина дорожит своей честью.

— Моя дорогая, — торопливо проговорил Лео, — я все понял. Это значит, что я буду ждать тебя сегодня вечером, договорились?

Она все еще не решалась, молчала, пряча глаза.

— Я дам тебе ответ на танцах, — сказала она наконец. — Да, — добавила она, словно желая убедить себя, — на танцах я непременно дам тебе ответ.

«Слава тебе Господи», — подумал Лео. Он обнял ее.

— А теперь нам остается лишь отправиться на эти самые танцы, — весело сказал он. Он обхватил ее за талию и, наклонившись своим красным, возбужденным лицом к ее — накрашенному, испуганному, прошептал: — Знаешь, кто ты?… Чудо… Да, да, моя чудесная куколка!

Скрип двери.

— Так мы едем, Мерумечи? — войдя, спросила Мариаграция.

Лео поднялся.

— Отлично, я готов, — поспешно ответил он.

Карла тоже поднялась и пошла матери навстречу.

— Почему ты не взяла сумочку, которую тебе подарил Мерумечи? — спросила Мариаграция, оглядев дочь с ног до головы. — Она будет великолепно гармонировать с этим платьем.

— Сейчас захвачу ее и вернусь, — сказала Карла.

Она торопливо поднялась по лестнице, вбежала в комнату. Сумочка лежала на комоде, изящная, сделанная с большим вкусом. И когда Карла взяла ее, ей внезапно пришло в голову, что сумка может быть первым из бесчисленного множества подарков. Мысль об этом так ее поразила, что она остановилась перед зеркалом, вглядываясь в свое лицо. И зримо представила себе, как сидит у Лео на коленях и треплет его по щеке. А потом, нежно склонив голову ему на грудь, полушепотом просит денег на одно миленькое платьице. А может, она пойдет с ним к знаменитой модистке и закажет три-четыре парижских шляпки, последний крик моды, которые так ей нравятся. Все это, честно говоря, было очень соблазнительно. Так, же, как возможность стать обладательницей автомобиля, дома, драгоценностей, возможность путешествовать, увидеть незнакомые страны и незнакомых людей, одним словом, не знать преград своим планам и желаниям. Необыкновенно соблазнительно. Она невольно улыбнулась, но вдруг, подойдя совсем близко к зеркалу, увидела круглое, красное пятно на шее. Вначале она ничего не поняла, потерла пятно пальцами, стала его рассматривать. И тут вспомнила, что недавно в гостиной Лео поцеловал ее в шею. Ее охватил безотчетный страх, что мать может заметить это предательское пятно. Она схватила пудреницу и обильно присыпала его пудрой. И вот, когда она извивалась перед зеркалом, пытаясь разглядеть, исчезло ли наконец пятно, ей показалось, что требование Лео прийти ночью к нему домой и мечта о подарках, о вожделенных платьях, неразрывно связаны друг с другом… «О, боже, неужели это и есть новая жизнь?» — подумала она со страхом, но страх этот был несильным — неизбежной данью условностям. Она еще не успела достаточно глубоко разобраться в своих чувствах, чтобы испугаться по-настоящему. «Такой будет отныне моя жизнь?» Но у нее не было времени, чтобы додумать свою мысль до конца. Звук клаксона, донесшийся из погруженного в ночную тьму сада, предупредил ее, что пора отправляться в «Ритц».

Она потушила свет, стремительно сбежала по лестнице. И хотя эти привычные действия не оставляли ей времени для раздумий, ее ни на миг не покидало острое чувство грусти. Ей хотелось плакать, лицо ее исказилось гримасой боли.

В коридоре было темно, она ощупью добралась до холла, открыла дверь. Лео, Микеле и Мариаграция, ждавшие Карлу в автомобиле, встретили ее радостными возгласами. Площадку окутывала плотная мгла. Капли дождя бесшумно падали на землю. Нельзя было различить ничего, кроме сверкающих фар машины и двух ее желтых, светящихся стекол, сквозь которые, сидя в глухо закупоренной железной «коробке», эти трое смотрели на нее, Карлу, и на их розовых, веселых, возбужденных лицах было написано любопытство. Это длилось одно мгновение. Карла села в машину, тяжело опустившись на сиденье рядом с Лео, и машина тронулась с места.

Всю дорогу никто не проронил ни слова. Лео умело вел свой громоздкий автомобиль по запруженным людьми и машинами улицам. Карла сидела неподвижно и, точно зачарованная, смотрела на эту ночную жизнь города, смотрела вперед и вниз, где на спуске между двумя рядами черных зонтов, в брызгах дождя, словно обезумевшие, метались красные огни машин. Мариаграция тоже смотрела в окно, но не для того, чтобы полюбоваться чем-то, а чтобы полюбовались ею самой. Поездка в большой роскошной машине вызывала у нее чувство счастья, ощущение богатства. И всякий раз, когда из многолюдья возникала фигура бедняка либо скромно одетого человека, она брезгливо морщилась, точно желая сказать: «Ты, жалкий кретин, идешь пешком… Так тебе и надо… А я вот по праву мчусь сквозь толпу, откинувшись на мягкое сиденье машины».