Сокровище троллей - Ольга Голотвина

— Вот спасибо, — улыбнулась ксуури. — Когда пробежишься как следует, тело просит сладкого. — Лизнула розовым язычком кусок сот и добавила: — А у здешнего пасечника чудесный мед. Такой ароматный!

Несколько парней степенно, с явной гордостью местных жителей, подтвердили: да, у старого Авипреша духовитый мед, даже на Лисьих холмах такого пчелы не носят. Вот только жаль, что дерет старик за него втридорога!

Подранок негромко спросил у сидящего рядом Гвоздя:

— А им не по дырявой бочке, сколько этот самый Авипреш за мед просит? Наш брат разбойник за товар не платит, разве что зуботычиной.

— Это кому другому, — отозвался Гвоздь. — А старику Авипрешу выложишь столько, сколько запросит, и торговаться не будешь. Богатый старик. Медом торгует, воском, целебные снадобья из меда и трав варит, за них столичные лекари серебро отсчитывают.

— И такой человек до сих пор не платит дань лесной братии? — изумился Подранок. — Вы что здесь, так уважаете старость? Или у этого пасечника охрана свирепая?

— Охрана, — серьезно кивнул Гвоздь. — Авипреш с лесовиками дружбу водит, а нам в лесу еще жить да жить.

Подранок перестал ухмыляться. Да, лесовики — народ мстительный и вредный. Но если уж с кем-то подружатся…

Уанаи отвлеклась от миски с медом и сообщила:

— В крепости пережидают непогоду приезжие из столицы. Кто такие — не знаю, но возок богатый и охраны нет.

Разбойники откликнулись заинтересованным гулом. Подранок улыбнулся и откинулся на еловый лапник, заложив руки за голову.

Он готов был поставить оба меча против обглоданной кости, что окажется в числе тех, кого ксуури пошлет побеседовать с проезжими из Джангаша. А как же иначе? Атаманша должна проверить новичка в придорожной работе.

* * *

Буря ушла дальше, вволю натешившись на побережье Тагизарны и возжелав других земель, еще не тронутых ее тяжелыми снежными стопами, не исхлестанных ее белым подолом, не слышавших ее буйного, безумного пения.

И в прорыв меж серых облаков, хмурых, но не грозных, выглянуло солнце.

Маленький Нурнаш, сынишка хозяина, с восторженным визгом валялся в сугробах. Дождик на крыше дома весело размахивал лопатой: сбрасывал снег. Внизу Хиторш куда менее весело разгребал снежный завал у ворот.

Он-то первым и заметил подъезжающего к постоялому двору всадника на вороной кобыле. Высокий полноватый мужчина закутался в плащ с беличьей опушкой. И шапка на нем была тоже беличья. Справа к его седлу была приторочена дорожная сума, слева — плетеная корзина с крышкой.

Хиторш отвесил гостю поклон, а тот, не заезжая в ворота, велел кликнуть хозяина.

Подошедшему Кринашу приезжий сообщил, что зовут его Эшуаф Сухой Тополь из Семейства Сайвавенчи. Он известный дрессировщик Подгорных Тварей — профессия редкая и уважаемая. Сейчас направляется в Джангаш и хотел бы заночевать в «Посохе чародея». Но при нем его питомец, а известно, что на двор к Кринашу ни одна Подгорная Тварь не зайдет без хозяйского дозволения. Так даст ли почтенный Кринаш такое дозволение — или ему, Эшуафу, ехать в «Жареный петух»?

Кринаш озадаченно сощурился и потребовал показать тварюшку.

Гость без спора снял с корзины крышку и вытащил бурое животное размером с крупную кошку.

Тварь, висящая в хозяйской пятерне, походила на сшитый из шкуры мешок, из которого смешно торчали во все стороны шесть тонких лап. Существо покорно позволяло держать себя на весу и казалось дохлым. Но когда Эшуаф опустил тварь на крышку от корзины, она твердо встала на ножки. По шкуре побежали складки, она то натягивалась, то опадала. Словно в буром волосяном мешке был наглухо зашит кто-то юркий — и тыкался изнутри в стены своей тюрьмы, пробуя их на прочность.

— Это мой питомец, — сообщил Эшуаф. — Я называю его Пузатик. Он смышленый и проворный. Умеет прыгать сквозь обруч, подбрасывать и ловить мелкие предметы. Знает и другие забавные трюки, которые доставили удовольствие многим высокородным господам. Мы с Пузатиком не какие-нибудь уличные комедианты, мы давали представления даже в королевских дворцах — в Грайане, Гурлиане, да и в столице Силурана побывали, еще при короле Нурторе.

Кринаш потребовал ручательства, что зверушка безопасна. А то вдруг она кусается или, храни Безымянные, кровь пьет!

— Чем ему кусаться? — оскорбился Эшуаф, снова подняв Пузатика за складку шкуры. — Где ты видишь зубы? Или хотя бы пасть?

Ни зубов, ни вообще пасти у зверушки действительно не наблюдалось.

— А как же оно ест? — удивилась подошедшая вместе с мужем Дагерта.

— И что оно ест? — гнул свое подозрительный Кринаш.

— А это, почтенные хозяева, моя забота. Что я дам, то Пузатик и будет есть. А уж была бы еда, а рот найдется.

Сомнения Кринаша разрешились, когда молодой постоялец, Намиэл из Рода Жервил, сообщил, что слыхал про укротителя. Тогда Кринаш дал гостю дозволение въехать во двор. Эшуаф снял с седла дорожную суму и корзину (в которую вновь посадил своего питомца), и Хиторш повел вороную кобылу на конюшню.

— Я устал, хозяйка, — сказал новый постоялец, поднимаясь на крыльцо. — Мне бы лечь поскорее.

В корзине протестующе завозился Пузатик.

— Лопать хочешь? — усмехнулся его хозяин. — Подождешь, пока я высплюсь. Жрать ты всегда горазд.

— Как же господин не боится в одиночку по нашим краям путешествовать? — поинтересовалась Дагерта. — Тролли, разбойники, звери…

— Жена дело говорит, — подхватил Кринаш. — А мне еще любопытно: как господин в буран-то ехал?

— Буран я в лесу переждал, — объяснил гость, задержавшись на крыльце. — В избушке зверолова. А тролли и прочие дорожные радости… знаешь, хозяин, мне всегда везет.

С этими словами он вошел в дом.

И тут же снежный козырек, до которого еще не успел добраться Дождик с лопатой, обрушился на крыльцо. Как раз на то место, где только что стоял, беседуя с хозяевами, Эшуаф. И теперь эта маленькая лавина упала на идущею следом Намиэла.

Юноша помянул Болотную Госпожу со всей ее квакающей родней, вытряхивая снег из волос и из-за шиворота. Потом обиженно глянул на дверь, за которой скрылся Эшуаф.

— Везет тебе, да? — сказал он негромко. — А вот я — неудачник.

* * *

Плетеные широкие снегоступы не тонули в наметенных бурей сугробах. Дождик прибавил бы шагу, но рядом шла старая женщина. Впрочем, Гульда оказалась довольно легка на ногу. Хоть и кряхтела, пыхтела и бранила весь свет, но от парня не отставала.

Дождик поправил за спиной берестяной короб — гостинцы для пасечника, к которому Кринаш велел зайти по пути. Вспомнив, как заботливо хозяйка укладывала в короб лепешки с запеченными в них ломтями ветчины, вяленую речную рыбу и козий сыр с сушеными травами (который, как похвасталась Недотепка, умеет делать только Дагерта), юноша спросил: